Утро. Холод собачий. Нас ведут. Все сосредоточены: и конвой, и мы. Мы - те, кому сегодня предстоит долгий путь в бездну небытия. Мы - те, чья жизнь оборвется после короткого, но властного слова "пли".

Вчера было так давно. Целая ночь, бессонная ночь отдалила его от меня. Странные мысли лезут человеку в голову, когда он узнает о том, какой промежуток времени ему осталось прожить. Вот штабс-капитан - всю ночь истово молился, сидя в углу сарая. Унтер, зарывшись в сено, спал как убитый. Я думал. Никто из нас не мерз, хотя мы были лишены шинелей и сапог. Это была ночь обреченных, и только стенания часовых на "собачий" холод давали нам понять, что на улице зима.

Я иду, босыми ногами сминая свежевыпавший снег. Снова мысли...

... Крошка Н. - девчонка из провинциального городка, который был освобожден нами месяц назад. Был офицерский бал в честь освободителей. Цвет местного дворянства и интеллигенции. Роскошные туалеты дам и строгие полевые формы офицеров смешались с чопорными цивильными костюмами.

Она стояла у колонны со своей матушкой. На вид лет шестнадцать. Скромно, но со вкусом одетая, она была почему-то одна, словно никто не замечал ее внутренней красоты, излучаемой голубыми глазами. Когда мы встретились взглядами, то что-то прошло сквозь меня - словно электрический разряд. Ощущение того, что я нашел наконец-то ту, которую искал очень долго. Обрел своего родного человека. Я стоял, не в силах двинуться с места. Мы смотрели друг на друга через весь зал, сквозь пары танцующих, веселящихся людей, но мы были рядом - вместе.

Выручил, как всегда, поручик Артемьев. Увидев мою беспомощность, пришел на помощь, и уже через несколько минут я был представлен супруге генерала К. и ее дочери Н. После нежного и долгого вальса, мы, не сговариваясь, уединились и просто сидели.

Держа ладонь в своей руке,

Гляжу в глаза стального цвета.

Доверюсь я своей судьбе

И лишняя для нас беседа.

Зачем нам говорить? О чем?

Ведь мы с тобой - и это благо.

Мне жизнь явилась сладким сном,

И ничего уже не надо.

Мы вместе - это благодать,

Ниспосланная свыше.

Мы лишь должны ее понять,

Объединяя наши души.

Весь вечер пролетел как миг, как упоительно сладостный миг. Я просто сидел рядом с нею, смотрел в ее небесные очи и чувствовал, что знаю ее уже тысячи лет. Она тоже понимала странную предначертанность нашей встречи.

- Скажите, поручик, откуда я вас знаю? Вы бывали в доме моего папеньки? Я не понимаю, но у меня такое ощущение, что я Вас знала с самого детства.

- Н., я, к глубокому своему сожалению, никогда не бывал у Вас. Ведь я простой студент, гуманитарий. В четырнадцатом мы практически всем курсом изъявили желание бороться с германцами за наше отечество и царя. Так я стал военным, а теперь уже поручиком. Но, Н., Ваши чувства мне знакомы, ведь я ощутил то же самое с того момента, когда увидел Вас впервые. Взгляд Ваших небесных глаз был для меня как луч света в темную безлунную ночь. Увидев Вас, я понял, что Вы богиня, ниспосланная Отцом нашим для того, чтобы я мог служить Вам. Чтобы я мог завоевать расположение Ваше, и быть может, я даже поверить в это не мечтаю, Вашу любовь.

Она сидела, опустив взор, огонек золотил ее румяные щеки, и, когда она подняла взгляд на меня, я понял, что глубоко и безвозвратно влюблен. Глаза ее из голубых стали стальными.

- Поручик, Вы говорите так каждой новой своей девушке?

- Простите, Бога ради, если слова мои стали причиной Вашей обиды. Но Бог свидетель, что я говорю искренне, и эти слова были произнесены мною первый раз в жизни. Ведь я никогда ранее не был влюблен!

- Вы влюблены? И в кого? Если конечно имя Вашей избранницы не является тайной?

- Я влюблен. Моя любовь - это Вы!

Она порывисто поднялась.

- Маменька говорила мне, что господа офицеры любят подшутить над молоденькими, неопытными девушками, но чтоб так шутить? Господин поручик, Вы...

- Н., поверьте это правда! Я люблю Вас! Я влюблен в Вас с того самого момента, как увидел. Признаваясь Вам в своих чувствах, я не прошу ничего взамен, кроме разрешения писать Вам иногда.

Разговор наш был прерван появлением посыльного, который передал мне приказ о немедленном прибытии в штаб полка. Я проводил Н. к ее матушке. Прощаясь, обратил внимание на то, что она не сразу забрала свою руку из моей после того, как я нежно приложился губами к ее рученьке в шелково-ажурной перчатке. Но взгляд ее уже не был таким как прежде. Печаль или грусть - что-то притаилось в уголках ее небесных глаз.

Получив задание, в тот же день, а точнее в ночь, я покинул городок, дав себе слово обязательно позднее разыскать Н. Я не успел с ней попрощаться, а лишь попросил Артемьева передать от меня слова извинения за вынужденное исчезновение...

... Боже, сколько можно идти. Окраина деревни. Наверно, уже скоро. Командир красноармейцев идет, как-то странно поглядывая на меня. У меня нет сил думать, но странная подоплека событий, предшествующих сегодняшнему утру, интригует меня. А этот, обратившийся ко мне странным именем, долго не мог поверить, что я не знаю его. Тогда он, выпроводив всех из избы, сел напротив. Долго молчал, изучая меня и куря одну сигарету за другой. Затем встал и подошел вплотную.

- Значит, не помнишь? А я тебя помню даже очень хорошо. Я искал тебя все жизни. Вспоминай же! Ты - инквизитор! Вспоминай, сколько костров ты запалил лично!

- Сумасшедший! - только и смог сказать ему я, после чего последовал удар кулака, и меня вместе с табуретом повалило на пол. Если вы привязаны к табурету, то встать самостоятельно невозможно. Я мог лишь сжать зубы, ожидая, когда ему надоест бить меня моими же сапогами. Красному командиру они пришлись впору. Наконец он устал и отошел к столу. Долго молчал, прикуривая трясущимися руками сигаретку.

- Не вспомнил?

- Я не понимаю, о чем надо вспомнить.

- Знаешь, - он сделал долгую затяжку, - А я тебе верю. Ты еще не успел понять свое предназначение в этой жизни. Но это и к лучшему. Не выполнив своей задачи, ты имеешь больше шансов развоплотиться и лишиться всего накопленного опыта перехода. Это и будет твоим наказанием. Я приговариваю к смерти твое материальное тело и к развоплощению духовное тело мысли.

- Ты идиот, - удар сапога в живот заставил меня замолчать.

- Смерть от пули легкое благо, по сравнению со смертью на костре. По сравнению с тем, что испытало мое тело, когда мой ребенок варился в моем животе. Удивлен? В том воплощении я был женщиной.

Он встал и подошел к двери. Я молчал. Я понимал, что он сошел с ума. Открыв дверь, он еще раз взглянул на меня и вышел.

А теперь он шел, поглядывая в мою сторону, пытаясь понять, вспомнил ли я то, что, по его мнению, должен был вспомнить, или нет. Боже мой, если такие люди воюют с нами, то мы проиграли. Ведь это люди дьявола. А его заверение в том, что он был женщиной? Из какого сумасшедшего дома выпустили его Советы? А ведь я сам, будучи студентом, увлекался идеями социалистов и их лидера Ульянова. Какой я был глупец. Лучше смерть, чем быть таким как он. Только в этой деревне его отряд расстрелял почти всех мужиков, не успевших в течение часа после его появления собраться на площади. В их домах теперь живут красноармейцы. Вчера, когда меня после допроса тащили в сарай, я видел, как один из них выволок из избы упирающуюся девку, как видно дочь хозяйки дома, и потащил на сеновал. А все вокруг, включая и их командира, хохотали - быдло. Но, все-таки, почему он говорил о каких-то воплощениях.

Хотя, стоп...

... Профессор приподнял очки и теперь смотрел на меня, близоруко прищурившись.

- Значит Вы, батенька, уверены, что после смерти душа Ваша попадает в чистилище?

- Уверен, Петр Никанорович. Ведь после того, как мы умираем, душа летит туда, а уж потом либо в рай, либо в ад.

- Ну тогда, батенька, Вам надо было становиться священником, а вот ежели Вы собираетесь стать ученым мужем, то тогда следует отбросить устаревшие церковные догмы. Сии учения были утверждены людьми, а не Богом. Правда, от его имени. Но имели ли право сии люди говорить от его имени?

- Но ведь эти люди - служители Бога.

- Служители - да. Но вот Бога ли? Ведь они сами шли в служители - по своему желанию и по желанию других людей продвигались вверх по своей служебной иерархии. Бог прислал на землю только одного - сына своего, но и того служители распяли. Предали мучительной казни.

- Но ведь это были не христиане, а евреи - жиды!

- Вот Вы, голубчик, вроде бы из культурной семьи, преуспеваете в учебе, и вдруг такие слова - "жиды"! Во-первых, не народ еврейский предал Иисуса Христа смерти, а жалкая кучка представителей этой нации, стоящих у кормила власти. Эти люди испугались того, что потеряют власть свою над народом, потеряют свое материальное благополучие. Во-вторых, тогда-то и христиан не было, они появились немного позднее. А вы вот говорите - "жиды". Стыдно, однако, стыдно.

- Но этому же не учили нас на уроках Слова Божьего.

- Сие не избавляет Вас от необходимости изучения всех документов для построения полной картины всего происходящего, прежде чем выносить свое суждение на суд других людей. Ведь я понимаю суть таких вещей, а простой человек - нет. И если ему внушают, что еврейский народ виноват во всех бедах, начиная с потопа и пришествия Христа, то первое, что мы получаем - черносотенство и еврейские погромы. Все это приводит к гибели невинных людей.

- Но что делать? Каким путем идти?

- Путь у нас один. Служение Богу, но служение бескорыстное. Мы не должны ждать похвалы и мирских наград от него за это. Не должны просить их. Сие - грех великий.

Профессор встал и подошел к окну. Повисла тишина. Но она не была тягостной. Это была тишина размышленья.

Я начал понимать, что присутствую для чего-то важного. Постояв у окна, Петр Никанорович вернулся к креслу и сел в него. Внимательно взглянул на меня. Взгляд его умных, проницательных глаз обошел все закоулки моей души. Никто и никогда не смотрел на меня так. Было ощущение, что профессор, окинув взором мою душу, теперь знает обо мне все. Все, что скрывалось в закоулках моей памяти, все мои грехи и добродетели.

- Жалко мне Вас, молодой человек. Покинете рано Вы мир наш и ничего не сможете изменить в пути предначертанном. А ведь Вами должно быть выполнено в жизни много, ох как много.

- Но что должно быть выполнено?

- Настанет день, и Вы, батенька, все поймете, вспомните и начнете выполнять предначертанное Вам Богом. Но я не Бог и не могу, к сожалению, дать Вам ответы на вопросы. Сие есть во власти Отца нашего, а мы лишь слуги его неразумные, и должно нам учиться познавать мир, законы Божие и мирские приводить в соответствие к ним. Учиться жить согласно тем заповедям, что дал нам Бог, дабы приблизить приход царствия нового, жить в котором будем мы, если сможем прийти к Богу и развить в себе особые духовно-мыслительные силы души. Ведь не зря мы живем на этой планете. Здесь мы учимся быть равнодушными к благу земному и мелким животным радостям, мышлению великому и пониманию того, что мысль есть великая и первотворящая. Не даром же "Вначале было слово". Люди должны понимать, что мысль высказанная имеет суть сбываться, а, следовательно, относиться к мыслевысказыванию надо очень осторожно, дабы не навредить не только себе, но и другим людям. Ибо сие есть грех великий.

Профессор вновь умолк. Я сидел и не мог поверить в услышанное. Ведь все студенты считали его атеистом. Он никогда не ходил в церковь на службы. А тут такие высказывания о Боге. Интересно, что скажут мои друзья, когда я им все это расскажу. Это ж не просто религиозность, а глубокая и чистая вера.

- Знаете еще, что молодой человек. О разговоре нашем попрошу молчать до того момента, когда сами начнете понимать то, что я сейчас говорил. За сим прощайте. - Профессор вновь встал, и мне ничего не оставалось сделать, как попрощаться и покинуть кабинет...

... Мы, всей процессией, выходим на берег реки. Он возвышается метра на три над застывшим льдом. Деревенские мужики, из тех, кто остался жив, внизу, под присмотром красноармейцев, сосредоточенно вырубают большую прорубь. От воды тянет паром.

- Это для вас, господа угнетатели трудового народа, - смеется, показывая прокуренные зубы, командир. Его подчиненные услужливо гогочут. Им весело. Сегодня убивают они. Но будут ли они веселы, когда будут убивать их?

Нас подводят на край берега. Штабс-капитан шепчет, что надо попытаться бежать. Я с грустью отвечаю, что со связанными за спиной руками, зимой, в одном исподнем и босыми ногами, бежать - смысла нет. Да и ноги уже не чувствуют холода - одеревенели. Даст Бог, смерть будет легкая и сбежит душа из плена земного, тела материального в заоблачные дали. Буду смотреть я с высот небесных на то, как предадут мой труп водичке речной, рыбкам на пропитание. Что дальше? Увидим потом. Пусть рай, или ад. Но не надо будет передвигать одеревеневших ног. Налетает ветер. Красноармейцы зябко кутаются в шинели. Мерзнут, а нам уже все равно. Командир торопливо читает нам приговор, подписанный им лично.

Мы стоим друг против друга. Шеренга из трех, избитых на допросах, но верных своей присяге людей, и шеренга крепкомордых деревенских парней, не умеющих ни читать, ни писать, но слепо верящих в правоту своего дела и вождя. Эти люди научились убивать себе подобных, не осознавая всего ужаса этого. Они крепко спят по ночам и не теряют аппетита, поедая продукты ими же убиенного хозяина дома. Закон стаи - животный закон. А где же законы Божии? Почему они не выполняются, а подменены волчьими законами?

И вот теперь, стоя перед готовыми меня убить животными в человеческом облике, я начинаю медленно понимать фактическую сущность одной из заповедей Бога, данную нам, но нами не воспринятую. "Не убий". Это относится не только к человеку, как мы всегда думали, но все равно не выполняли. Это истинно ко всему живому на Земле. Каждая тварь прежде всего имеет Душу и определенный уровень развития. Количество Душ на Земле постоянно. Значит, не давая Душам совершенствоваться в процессе нормальной эволюции, мы получаем, что Душа подходит к человеческому воплощению несовершенной, обремененной животными инстинктами, не имеющая возможности познать законы Бога во всей их красе и полноте.

Перещелкивание затворов. Патроны уходят в патронники. Неважно, какой облик имеет человек, какого цвета его кожа, какие идеалы, если у него душа дикого зверя. Его желание - урвать себе добычу для пропитания и самку для продолжения рода, стать вожаком и ощутить радость от унижения других. Такие души в последующих воплощениях будут проходить путь от животного - до духовно-мыслительного. А, следовательно, на Земле еще долго будут кипеть войны, совершаться преступления, гибнуть тысячи и миллионы людей.

Где же выход из этой тупиковой ситуации? Он прост. Надо давать людям правду о них. Надо прийти к законам Бога. Не убий - это значит нельзя убивать, и не только себе подобных, а вообще. Эволюция сознания Души должна идти постепенно. Мы не должны создавать человеко-животных. Поедание трупов - убитых животных - есть потакание животному началу в себе, в ущерб духовно-мыслительного уровня.

Звук выстрела, как помеха, доносится до сознания. Я чувствую острую боль с ударом в грудину. Меня бросает с обрыва вниз. Но Душа еще не хочет покинуть мое тело, хотя боль раздирает разум, мешает думать и мыслить. Но я знаю одно - я понял свое предназначение в этой жизни. Поздно, но понял. Так же я осознал, что смогу передать это знание себе - в своем новом воплощении.

Пусть не сразу, но тот, в ком приду я еще раз в этот мир, вспомнит все. И тогда я, в нем, постараюсь донести до людей все, что я познал.

Предопределение

Он был разгневан. Свиток исчез в его мощной ладони, превращаясь в комок бесполезного пергамента. Мгновение - и то, что было посланием, исчезло в пылающем камине.

- Значит, аббат Савл обеспокоен высоким числом смертей во время пыток подозреваемых в черной магии?

- Да, отец Толено. А еще он...

- Молчи! - Толено встал и посмотрел на меня сверху вниз. Зала сразу показалась мне чересчур маленькой и неуютной. Да и что говорить, при его немаленьком росте, свыше шести футов, он едва не касался головой потолка.

- Мне вот что любопытно, - продолжил он, - для чего, собственно говоря, аббат прислал тебя? Кем ты ему приходишься? И кто он такой, чтобы переживать и влезать не в свои дела?

- Но...

- Не перебивай! Я еще не закончил! А то самого в пыточный подвал отправлю, чтобы быстро получить ответы на все мои вопросы. Подумай хорошенько. Завтра дашь мне свои ответы, не то лично познаешь, почему у нас большое число смертей.

Дверь со скрежетом закрылась. Из другого входа вошли несколько вооруженных воинов с толстым монахом во главе.

- Я брат Серджио, - представился он, - мне велено проводить тебя в твою келью.

По дороге он был молчалив, хотя какая-то мрачная веселость пробивалась из-под нахмуренных, сросшихся на переносице бровей. Замок был старый, коридоры узкие и темные, освещаемые вставленными в подставки факелами. Встречные пугливо вжимались в стены, почему-то избегая встречаться со мной взглядом. После долгого перехода мы наконец достигли цели путешествия.

Моя келья представляла собой помещение длиной три и шириной два шага, была лишена окна и находилась в подвале. Сделав шаг, я очутился в полной тьме, так как дверь закрылась, и гулко стукнул, задвигаемый с адским скрежетом, засов, давая понять, кем я являюсь в этом мире. На ощупь, обойдя келью, я установил полное отсутствие мебели и был вынужден сесть на пол, изможденный двухдневным путешествием и неласковым приемом.

Было непонятно, почему Толено встретил меня с такой грубостью. Он даже не дал сказать мне ни одного слова в свою защиту. Его злость по прочтении послания была ужасна, а ведь там не было ни оскорблений, ни угроз. Память услужливо нарисовала обстановку последнего моего разговора с аббатом в день отъезда.

Аббат лично закрыл двери монастырской библиотеки и подошел к камину. Он был взволнован.

- Мой мальчик, ты должен все разузнать про синьора Толено. Последние известия очень плохи. Ходят слухи, что он сошел с ума. Пытает невинных, связался с дьяволом. Не приведи Господь, про то прознают в Риме, тогда нам всем не поздоровится. Ты моя последняя надежда, от твоих отчетов будет зависеть благосостояние нашего аббатства.

- Но как мне поступить?

- Будь в меру искренним, но не говори всего. Самое лучшее оружие - это недосказанность. Я верю в твою способность определить самочувствие отца Толено. Ты должен убедить его в том, что ты ему не враг. Он фанатик, и если он почувствует в тебе родственную душу, то откроется. Он должен увидеть в тебе своего. Я не верю в то, что Толено сумасшедший, ты можешь многому научиться у него. Он гений. Ты много занимался наукой, и пора уже применить ее в действии, ведь в конечном итоге знания, не отягощенные практической отработкой, мертвы.

- Я должен стать инквизитором?

- Ты должен, я повторяюсь, должен войти к нему в полное доверие. Дышать так, как дышит он, есть и пить так, как делает он; ты должен стать им, чтобы стать инквизитором. Это на случай, если все же слухи верны, и Толено повредился рассудком. Ты должен стать преданным слугой Бога, во имя славы его. Должен уметь распознавать слуг дьявольских и бороться с ними, защищая силу Господа нашего. Толено лучший в этом, и даже если разум его помутился, то он сможет многому тебя научить. Ты обязан впитать все его знания, пока в нем есть хоть капля рассудка. Учти, что он человек набожный, и, как мне докладывают, искренне верящий в справедливость своих деяний.

Аббат замолчал, переводя дыхание, собираясь с мыслями, для продолжения своего поучительного монолога. Несмотря на свой преклонный возраст, он был крепок, как дуб, вошедший в зрелость. Всегда подтянутый, он мало напоминал смиренного монаха. В миру, до принятия духовного сана, он был воином, участником многих знаменитых сражений во славу Бога, о которых молодые послушники выслушивали легенды старых монахов долгими зимними вечерами, за бочонком крепкого доброго вина. Сам же отец Савл вина не пил, а более всего на свете предпочитал верховую езду и соколиную охоту...

Мои воспоминания были прерваны скрипом отворяющейся двери. Свет факела ослепил привыкшие к темноте глаза. Лица вошедшего видно не было.

- Не спится, брат Александр? Бессонница, небось, мучает? - голос брата Серджио был медовым, но полным горького ехидства.

- На чем здесь спать, нет даже скамьи.

- Ха-ха-ха, грешнику необходимо ложе!? Еще солнце не осветит камни замка, как ты признаешься в своем богопротивном замысле, ради которого оскверняешь святую обитель своим присутствием; в своем богохульстве и в злобных намерениях по отношению к отцу Толено.

- Вы пришли, чтобы отвести меня на пытки?

- Нет. К сожалению, только пожелать спокойной ночи и убедиться в том, что ты не ускользнул из кельи.

- Что ж, передайте отцу Толено мою сердечную благодарность за щедрость оказанной мне заботы, - я постарался говорить ровно и с сарказмом, но это не произвело на монаха впечатления.

- У тебя есть одно желание, брат.

- Тогда принесите мне свечу и евангелие.

- Может ужин, другую келью или кровать?

- Нет. Только то, что я прошу.

Дверь закрылась, и темнота вновь окружила меня предвестницей беды. Я обессилено опустился на пол. Все тело ослабело, как после тяжелой утомительной работы. Несмотря на мою показную браваду, мне было очень страшно. Откровенно говоря, я был в ужасе. Смерть меня не страшила. Пугало само ожидание смерти, сопровождаемое ежедневными, ежечасными пытками, которые могли повредить любой рассудок. Отчаяние овладело мной. Руки судорожно сжали нательный крест, подаренный мне отцом Савлом в день отъезда. В высверленном тайнике был яд. Одной крупинки на язык было бы достаточно, чтобы покинуть этот грешный мир. Аббат предвидел такой поворот событий, если заранее сделал мне такой подарок...

Злость пробежала судорогой по телу. Нет, я не должен умирать! Если уж суждено принять мучительную смерть, то я должен бороться! Но что делать? Ведь смирение - одна из главных добродетелей слуг Бога! И если Господь посылает смерть, то не лучше ли умереть, восхваляя Его, ибо такова воля Его?

Задумавшись над такой постановкой вопроса, я опустился на колени и вознес молитву Господу, моля Его наставить меня на путь истинный. Сказав “Амен”, я закрыл глаза, а, открыв, обнаружил, что не один. Около двери стоял отец Толено, держа в руках книгу и свечу, позади него стояли стражники с факелами.

- Брат Серджио сказал мне, что ты намереваешься провести всенощное бдение? - голос его был спокоен, а глаза изучали меня из- под строгих бровей.

- Раз уж мне суждено побывать завтра в пыточном подвале, то я хотел бы укрепить свой дух чтением о нелегком пути Иисуса, Господа нашего, - несмотря на все мои старания, голос дрожал, в келье было довольно прохладно.

- Хорошо, - голос его смягчился, но только на долю мгновения, - завтра, к нашей утренней беседе, я пришлю за тобой. А пока укрепляй свой дух. Он тебе понадобится.

Дверь закрылась. Засов громыхнул. Шаги затихли в удалении. Наступила звенящая тишина. Но теперь я не чувствовал себя в одиночестве. Со мной была книга, повествующая о героическом жизненном пути Господа. Ночь под чтение пролетела незаметно. Я заснул только, когда огарок свечи прекратил чадить и потух.

И во сне Он пришел ко мне и сказал, что я должен укрепить силу духа своего, никогда не забывать, что вослед за страданиями на Земле, человека ждут прощение и вечная жизнь на небесах. Никому нельзя лишать себя жизни, ибо это грех настолько страшный, что душа провинившегося отправляется в вечное рабство к слугам сатаны. Человек обязан принимать жизнь такой, какой она ему на роду написана и закалять свою душу, избегая дьявольских соблазнов. Но смирение не должно быть тупым. В первую очередь, необходимы не слуги, не рабы, а воины, последователи, которые не только сами будут идти в царство Божие, но и смогут помочь многим заблудшим найти туда дорогу среди миражей, подстроенных слугами тьмы. Человек сам выбирает свою дорогу, а потом несет свой крест.

Скрежет двери разбудил меня. Принесли таз и кувшин с водой для умывания. Затем брат Серджио, под охраной двух воинов, повел меня по крепости. Все были молчаливы и сумрачны. Раннее утро готовилось стать днем. В пыточном подвале было жарко и сумрачно. Догорающие факелы густо чадили, дым терялся под высоким потолком. Служка кочергой помешивал огонь в горне. Палач в кожаном, под шею, фартуке деловито осматривал свои многочисленные инструменты. Другой палач, при помощи воинов, снимал с дыбы молоденькую девушку. Она, наверное, была мертва, ибо рядом с ней толстенький священник творил отходную молитву. Из многочисленных ран и разорванной кожи несчастной сочилась обильная кровь. Пол под ней был покрыт слоем крови, в котором лежали окровавленные куски ее внутренней плоти. Все поплыло перед моим взором...

Когда я вновь обрел способность видеть и слышать, а сознание обрело власть над разумом, стало заметно светлее. Мое тело лежало на том же месте, где я сомлел. Толено сидел за большим столом, заваленным свитками и книгами, и смотрел в упор на меня. Более в зале никого не было. Кровь была подтерта и посыпана свежим песком.

- Иди сюда, - он кивнул на скамью, - садись. Или уже привык жить, как животное, на полу?!

- Вы убили эту несчастную девушку? - ее лицо стояло перед моими глазами.

- Ведьму? К счастью нет. Она жива. Ее ждет костер, так как она не хочет раскаяться в содеянном. Пламя очистит ее грешную душу.

- Вы выдрали ее внутренности?

- Нет. Она разрешилась от бремени. Дьявольское дите, нажитое в грехе, покинуло ее блудливое чрево.

- Она носила ребенка!?

- Она - ведьма! Она отравила воинов, подсыпав им яд в питье. К тому же блудница, на нее пришла жалоба от всех жительниц ее села. У всех коровы дохнут, а у нее нет! Самые крупные птицы, - он почти срывался на крик, - у нее! И это в неурожайный год! Только колдовские штучки могут привести к такому.

- Но может она рачительная хозяйка?

- Молчи. Вначале прочитаешь протоколы допроса, а уж потом будешь выносить свое суждение! У нее есть Дар, который она применяла для своего колдовства, и это должно быть наказано, чтобы другим было неповадно работать на увеличение могущества сил тьмы.

Он пристально посмотрел на меня. Необычайная бледность его лица поразила меня. Ярко-зеленые глаза вонзились в мою душу. Они прошли сквозь мои мысли, высветили все мои страхи и сомнения. И вдруг я понял, что могу верить ему безоговорочно. Это было как наваждение. Я лишился своей воли. Если бы он сказал убить себя, то я бы убил. Через мгновение наваждение прошло, но вера в него осталась. И это была не слепая вера, а осознанное желание быть его помощником и последователем.

- Ты хочешь занять мое место, - он не спрашивал, а утверждал.

- Нет!

- Аббат Савл практически уверен в моем безумии. Он прислал тебя ко мне в качестве соглядатая, а после обучения навыкам работы ты должен будешь сменить меня на посту инквизитора этой провинции.

- Я...

- Можешь не продолжать. Все ответы я уже прочитал в твоей душе. Но, в отличие от большинства людей, в твоем сердце нет зла, в нем есть участие. У тебя есть задатки Дара, и ты можешь стать инквизитором, и может быть, будешь не таким упрямым к желаниям Савла, как я. Твоя Душа еще не испорчена.

- Но, что такое Дар, о котором Вы говорите?

- Дар - это подарок от Господа Творца, даруемый Им далеко не каждому. Но, как и любой дар, он имеет две стороны. Ты можешь стать воином Господа, но так же ты можешь стать рабом сил тьмы. Все зависит от того, на благо добрых или злых дел ты расходуешь его.

- Но как осознать это?

- Об этом можно поговорить, но гораздо позднее. Сейчас я лишь заглянул в твою Душу, прочел твои мысли - это позволяет мой Дар. Я увидел там чистое небо и просторы океана, готовые принять добро, и они не загрязнены мыслями зла. А сейчас ты должен отдохнуть и подумать над моими словами. Позже мы поговорим с тобой о многом.

- Я хотел бы стать Вашим учеником. Хочу научиться пользоваться Даром и быть не рабом, а воином, таким как Вы. Стать тем, кто сможет помогать людям идти в царствие небесное, царствие Господне.

- Позднее. Об этом поговорим позднее. Мне надо спросить у Господа, даст ли он мне сил, чтобы стать твоим учителем. И если будет дано мне позволение свыше, то я стану твоим учителем в деле познания Дара. Научу тебя отличать добро от зла, белое от черного и быть воином войска Господня. А теперь иди, мне надо отдохнуть. Брат Серджио проводит тебя в твою новую келью и ответит на интересующие тебя вопросы.

Дверь отворилась, и в нее вошел брат Серджио, уже без воинов сопровождения. Далее все было как во сне. Чистая, уютная келья с окном на восток. Дубовые стол, скамья и топчан, покрытый тюфяком со свежевысушенной душистой травой. Но более всего приводила в восторг трапезная, где подавали чудесную по вкусу пищу. И главное - это пьянящее чувство свободы. Ведь теперь я мог ходить по крепости без сопровождения - когда хочу и куда хочу.

Еще через день меня ожидал следующий сюрприз. Серджио отвел меня в библиотеку и сообщил решение Толено, что я могу пользоваться ею в любое время и без ограничения. Что еще можно ожидать влюбленному в знания монаху!? Сотни книг стояли на полках и ждали своего читателя, ждали меня. Книги были как самые древние, так и недавно изданные. На многих языках. Дня три я не выходил из библиотеки, пока синьор Толено не прислал за мной брата Серджио.

С вздохом, отложив редкую книгу о становлении христианства в Греции, я пошел на встречу. Отец Толено сидел за своим столом в пыточной зале. Кроме него в зале никого не было. В горне горел небольшой огонь, согревая мрачное подземелье.

- Брат Серджио докладывает, что тебе по вкусу моя библиотека.

- Она великолепна!

- Я помню, что ты хотел стать моим учеником. Ты хорошо над этим подумал? Не было ли твое решение сиюминутным и неискренним? Желаешь ли ты от этого славы и почета?

- Отец Толено, мое решение искренне. Я думал над этим и хочу еще раз просить Вас о возможности стать Вашим учеником. От своего решения я не жду ничего для себя, кроме упорной работы на благо человечества, чтобы как можно больше людей смогли прийти в царство Господне. Уже одно Ваше согласие стать моим наставником приводит меня в состояние радости. Это очень большая честь для меня.

- Хорошо. Тогда, после усмирения плоти, ты должен дать мне клятву воина войска Господня, ибо было мне откровение свыше и дано разрешение взять тебя в ученики. Наша сила дается нам Господом в виде Дара видеть и чувствовать то, что обычному человеку не под силу. Ты сможешь делать то, что обычному человеку невозможно даже представить. И именно этот Дар помогает в борьбе с силами тьмы. Они сильны и беспощадны. Обычное оружие на них не действует, они почти не чувствуют боли, от которой нормальный человек сходит с ума. Ты готов к борьбе с силой тьмы?

- Да, я готов.

- Ты еще можешь отказаться. Я могу сделать так, что ты все забудешь. Испытание очень серьезное, и не все могут пройти его до конца.

- Я не могу отказаться. Моя жизнь принадлежит Господу, а цель моей жизни - это воплощение в действии его идеалов и заветов.

- Тогда помни, что, как только ты захочешь поделиться полученными знаниями с кем-нибудь, у кого нет такого Дара, то погибнешь мучительной смертью. А твоя Душа никогда не получит прощения и будет вынуждена вечно скитаться, лишенная возможности уйти вместе с другими к Господу.

- Я запомню.

- Хорошо. Тогда сегодня приступаешь к посту на сорок дней, во славу Господа Иисуса нашего, для усмирения плоти и мысли. Ты сможешь прервать свой пост в любой момент, если почувствуешь, что слаб духом. В соседней келье тебя постоянно будет ожидать накрытый стол с едой, хорошее вино и мягкая постель. Дверь не будет заперта - ты полностью свободен в своих действиях, ведь ты хочешь быть воином, а не рабом! Если ты готов, то я не задерживаю тебя.

Толено протянул руку за серебреным колокольчиком, на зов которого незамедлительно явился брат Серджио. Последний, выслушав распоряжения, склонил голову и повел меня в мою келью. Хотя она оказалась совсем не моей. Новое жилище было скромным. Входя в келью, я еще не был, уверен, готов я к испытанию или нет. Поэтому, чтобы укрепить дух свой, я взял с собою молитвенник и Евангелия.

Испытание

Потянулись долгие дни ожидания. В келье не было окна, и я отмечал наступление нового дня, по появлению на столике у дверей хлеба, кувшина с водой и большой суточной свечой. Вода, как видно, была из озера, так как запах тины от нее был достаточно силен, да и хлеб был не первой свежести. Но это меня беспокоило меньше всего, ибо знание о том, что меня ждет в дальнейшем, по прошествии поста, придавало мне силы.

В соседней келье стало шумно. Постоянно стали доноситься грохот посуды и веселые застольные речи ратников замка. Они проводили время в веселье и радости, выкрикивая заздравные тосты и приветствия. Сквозь неплотно прикрытую дверь в мою келью доносились одуряющие запахи еды и вина. Но я вставал на колени перед распятием и молился, вознося благодарение Богу.

Приблизительно через неделю с начала поста, утром, меня разбудил сильнейший запах запеченного на вертеле молодого поросенка. Поднос с ним занимал практически весь столик у дверей, а мой хлеб сиротливо валялся на полу рядом со столом. Я долго смотрел, переводя взгляд то на хлеб, то на жаркое. Ни одно блюдо на свете не вызывало у меня такого желания съесть его. Отвести взгляд от хрустящей румяной корочки было выше моих сил. Только мысль о Господе нашем помогла мне. Я встал, отвел от еды взор, не глядя, взял кувшин с водой и вылил воду на себя. В этот день я молился, стоя коленями на черепках от кувшина из-под воды. Не знаю, во сне или наяву, но ко мне постоянно стали захаживать гости. Приглашали отведать вина, откушать жареной дичи; кто-то вел беседы, что Бога нет, что вся власть находится в руках дьявола. Но я не слушал этого, я молился, стоя на своих черепках. Я молил Господа укрепить мои силы, для того, чтобы я выдержал испытание, и впоследствии мог служить ему. Дни тянулись однообразные, и я потерял им счет.

Мой день можно было бы описать очень просто. Утром я вставал, возносил молитву Господу нашему, умывался, съедал свой кусок хлеба и снова молился, чтобы Бог даровал мне силу и стойкость. Я чувствовал, как после молитвы в меня вливается радость и покой. Но каждый взгляд в сторону двери отнимал мои силы. Там стояли ратники, поедая различные яства и жареное мясо, с которого стекал изумительно пахнущий пряностями сок.

В один из дней, когда после молитвы я приступил к поеданию своего хлеба, в келью вошел молодой стражник, непрерывно оглядываясь. В его руках была зажаренная свиная нога. Его серые глаза лучились состраданием и печалью.

- Господин, вот, я принес с нашего стола. Мне очень больно смотреть, как Вы страдаете от голода, в то время как мы объедаемся. Я никому ничего не скажу, все спят.

Как одурманенный шагнул я к нему, поддавшись сиюминутному желанию набить свою утробу мясом. Но тут прозрение снизошло на меня, и я увидел истинное лицо ратника - это был сатана в человеческом обличье. В руках же он держал окровавленную ножку ребенка. Творя крест, я отшатнулся от него и бросился к распятию, моля Господа прийти ко мне и простить мое малодушие. Я молился, а мой искуситель громко и мерзко хохотал, поедая свою добычу. Кровь невинного младенца стекала между его пальцев и испарялась, попадая на пол.

Слуга тьмы почувствовал мою внутреннюю неуверенность в себе. С этого момента прислужники зла стали беспрепятственно входить в мою келью и подсовывать мне подносы с едой и кувшины с вином. Но я ясно видел человеческую плоть на блюдах и кровь в сосудах. Узрев мою стойкость, они повадились красть мой хлеб и разливать воду, которую мне приносили для питья. Либо портили хлеб, кладя на него куски зачарованной пищи, надеясь, что я не увижу, что это есть на самом деле. Слуги дьявола умоляли меня съесть чего-нибудь, угрожая мне смертью страшной, но я был тверд. Я перестал есть и пить, боясь, что они смогут заколдовать свою нечистую пищу под хлеб, и случилось чудо - мой организм перестал испытывать чувство голода и жажды.

Затем появились блудницы, пытающиеся сломить мой дух показом своих грешных телес. Даже крест и молитвы об изгнании слуг дьявола на них не действовали. Они лишь громко хохотали, обзывая меня всячески. Завлекали рассказами о том, как мне будет хорошо в их объятьях, и предавались развратным любовным утехам со стражниками прямо на пороге моей кельи. Звуки, издаваемые ими при этом, были мерзки и похотливы. Они хулили имя Господа, извергали проклятья в мой адрес, но я старался утихомирить эмоции свои и чувства, дабы наш Господь не покинул меня в тяжелую минуту испытания. Я молился, чтобы блудницы раскаялись и вновь повернули Души свои к Богу нашему единому.

Дверь кельи моей затворилась, и с под потолка, прямо со стен, стала сочиться влага кровавого цвета. Голос льстивый заговорил, прося отказаться от Бога, ибо тот якобы меня покинул. Кровь, стекая на пол, образовывала лужи, а в них были лики сатаны, что кривлялись и показывали непристойности.

Затем кровь исчезла, но вновь сквозь закрытую дверь проникли блудницы со стражниками. И последние пожирали их, одновременно совокупляясь, а те при этом смеялись, говоря, что подобное вскоре ожидает меня. Я стал грешен тем, что в молитвах своих призывал Господа с прошением о даровании мне смерти, боясь, что не выдержу более и сойду с ума. Я чувствовал, что мой Дух готовится оставить мое бренное тело. Моих сил не хватало даже на то, чтобы встать со своего ложа, и я мог приносить молитвы только лежа. Я молился о смерти, прося Бога о прекращении моих мучений.

Настал новый день. Я понял это потому, что кто-то вошел и внес свечу, оставив ее на столе при входе. Но после его ухода, не успел я даже прочесть молитву, прямо из разверзшегося пола появился один из главных слуг тьмы. Жар окутывал его. Глаза горели подобно углям. Лицо его украшала улыбка, подобная звериному оскалу, а слова речи были похожи на шипение огромной змеи.

- Твое тело ослабло, а связь тела с Душой стала тонка, - начал он, - и будь уверен, что на тебя не снизойдет благодать твоего Бога. Ты грешен изначально. Твоему богу не нужны подобные Души. Вспомни, как мечтал о совокуплении с девицей, виденной тобой в городе этом? Вспомни, как сладострастно внимал ты амурным похождениям брата Матфея? Вспомни вечера, проведенные тобой в монастыре? О чем ты мечтал, о чем грезил?

- Но я раскаялся в своих мечтах и деяниях.

- Раскаялся на словах, а в Душе?

- Мое раскаяние было полным, ибо я осознал всю мерзкую грешность моих поступков и помыслов.

- Но вспомни о мыслях твоих, в которых ты хотел реформировать церковь? Ведь они справедливы! И я могу помочь тебе в этом, если мы найдем с тобой общий язык. Мне не нужна твоя Душа. Заблудших Душ хватает, но я хочу, чтобы люди на Земле жили счастливо. А в тебе есть огонь, благодаря этому можно многого достичь. Вначале сделать счастливым одно государство, а затем и все народы Земли.

- Да, я хочу этого, но все это возможно только с Богом!

- А кто твой Бог? Он, как и я, игрок на поле боя. Но если я борюсь за каждую фигуру, то он своих бросает без конца. А все его любимчики - лжецы трусливые, завистники и паразиты. Не веришь мне? А зря. Ты библию возьми, про это там написано. Не веришь - посмотри.

- Мое сердце, моя Душа принадлежат Богу. Я не верю ни единому слову твоему, потому что деяния твои погубили род человеческий. Бог справедлив и всемилостив, и даже если Он не примет меня, моя жизнь и деяния последующие будут принадлежать только ему одному.

Услышав сие, посланник тьмы переменился в лице. Видно было, что терпение дается ему с большим трудом. В его глазах сверкали молнии, а рука в алой, цвета крови перчатке, легла на рукоять двуручного меча.

- Послушай-ка, о чем же твои речи? Кого, и главное когда я погубил? Что плод от дерева был съеден? Так это просто чушь и ерунда! - он распалялся с каждым мигом, и видно было, что он верит в то, что говорит.

Но тут Господь явил чудо. Ко мне в келью вошел небесный ангел. Сразу стало ярко и светло. Ощущение покоя обволокло меня. Слуга тьмы скривился при его появлении, пробормотав: “Ну вот, явился конкурент. Что, небось, многих сюда подтянул? Вы же по одному не летаете, а все стаей, стаей...”

- И тебе здравствуй! - отвечал ему ангел, - Лети-ка. Поживы здесь тебе не будет.

Махнув мне рукой, слуга тьмы исчез. А ангел напоил меня из своих ладоней чистой родниковой водой. И была та вода вкуснее любого вина на свете. Она не кончалась в его ладонях, пока я не напился, и я чувствовал, как с каждым глотком в меня вливается живительная сила небес.

- Господь наш, видя твое усердие, - начал говорить ангел, от его красоты слепило в глазах, а голос звучал мелодичнее флейты, - решил вознаградить тебя. Отныне наделяет он тебя даром видеть в людях силы света и тьмы, уметь пользоваться силой божественного света, для привлечения заблудших Душ на путь истинный и защиты от сил тьмы. Дар поможет тебе в учении у преданного воина иерархии света, у Толено. А теперь выпей этот нектар и усни, набираясь сил для будущих свершений.

С этими словами он извлек из-под одежд кувшин из прозрачного хрусталя. Я принял сосуд и выпил его содержимое. Сон крепкий и здоровый овладел мною. И снились мне чудесные сады Эдема, мой Дух летал там, набираясь сил.

Пробуждение было прекрасным. Яркий солнечный свет заливал просторную келью. В его лучах танцевали маленькие пылинки. На душе было радостно и весело от знания того, какой чудесный мир окружает меня. Я был рад каждому глотку воздуха, вливающемуся в меня через ноздри. Весь воздух был пропитан жизнью.

К моим устам поднесли плошку с водой. Я перевел взгляд - рядом со мной сидел отец Толено, протягивая мне воду. Лицо его было серым от усталости, но глаза светились нежностью и добротой.

- Пей, - коротко сказал он, и я повиновался. Вода была вкусной.

- Мне снился чудный сон, - сказал я, когда он убрал сосуд.

- Хороший должно быть был сон, учитывая, что ты заснул в сороковой день своего поста и проспал семь дней и ночей. Как раз столько, сколько необходимо, чтобы все составляющие твоей Души набрались божественной благодати, а следовательно, чтобы ты получил возможность воспользоваться своим даром. Я рад за тебя, брат Александр, что ты с честью выдержал первый экзамен на пути к званию воина божественной иерархии. А теперь набирайся сил для своего усмиренного тела. Тебе будут давать специальные блюда, чтобы твое тело, твоя плоть стала крепка.

Клятва

Утро выдалось пасмурное и тоскливое. Собирающийся дождь портил настроение, но в этот день должно было произойти событие, ради которого я приехал сюда. Отец Толено вызвал меня к себе уже с раннего утра. Его глаза были уставшими от бессонной ночи (послушник, провожающий меня к нему, с благоговейным придыханием сообщил, что отец Толено три ночи не спал, проводя время в молении). Но голос его был тверд и спокоен, а рукопожатие - уверенным.

- Утро доброе, Александр, - с этими словами он махнул рукой, отпуская послушника.

- Добрый день, отец Толено.

- Проходи, присаживайся. Набрался уже сил после испытания, для продолжения трудного пути служения Господу нашему?

- Да, я чувствую себя здоровым и полным сил.

- Тогда я готов объявить тебе, что сегодня именно тот день, когда ты имеешь возможность принести клятву Господу нашему и стать воином его войска.

- Что мне надо сделать для этого?

- Ритуал посвящения состоится в полдень. Приветствовать тебя приехали многие воины, ведь этого выдающегося события не было уже давно. А теперь я должен объяснить тебе некоторые правила проведения церемонии.

- Извините отец Толено, но почему это событие должно быть выдающимся?

- Дело в том, Александр, что воины рождаются достаточно редко. Но даже в этом случае велика вероятность, что они могут уйти к силам зла. Поэтому велики проверки, которые им устраивают. Таких людей разыскивают с детства и воспитывают в специальных монастырях. Вспомни, как ты попал в монастырь?

- Аббат Савл заметил меня играющим на дороге и предложил родителям, чтобы они отдали меня в священники... Так аббат Савл тоже воин!?

- А ты как думал?

- Но ведь...

- Да, он, наверное, много наговорил про меня, но, я надеюсь, что сегодня услышу множество совершенно других слов от своего братца.

- Он Ваш брат?!

- Видишь ли, Александр, наша система должна исключить любую возможность огласки о нашем воинстве. Поэтому, если бы твоя Душа не смогла бы быть единой с твоей личностью в момент испытания, то ты бы ничего не узнал, а я бы остался в твоей жизни сумасшедшим. А Савл действительно мой брат. Но мы отвлеклись. Итак, сейчас ты пройдешь в купальню, тщательно омоешь свое тело и облачишься в одеяния, которые там для тебя приготовили. После этого тебя отведут к месту проведения церемонии.

После продолжительного купания мне принесли одеяния для церемониала. Они представляли собой сутану белого цвета, расписанную золотистыми картинами битв святых, рыцарские латы белого металла и белый плащ, вышитый золотой и серебряной нитью. Служки, помогающие мне в одевании, были сосредоточены и молчаливы. Наконец меня одели и повели. Тяжесть одеяния тянула к полу, а неудобство от ремней, сдавивших мышцы, было просто невыносимым. К тому же меня постоянно мучила мысль о том, как мне быть, если я вдруг поскользнусь металлическим сапогом и грохнусь оземь. Подняться без посторонней помощи в этом одеянии я бы наверняка не смог.

В коридоре меня встретил эскорт рыцарей, который и повел меня далее. Их наряды напоминали мой, с одним существенным отличием, а именно - мечами в красивых украшенных ножнах. Забрала их шлемов были опущены, и я не видел лиц. Так мы и шли, четыре рыцаря и я посередине.

У дверей, закрывающих вход в залу, нас остановила стража. Это были обычные стражники, уже знакомые мне. Но даже они сегодня выглядели более загадочно и торжественно. Обменявшись салютом с моим эскортом, они оставили свой пост и, чеканя шаг, исчезли за поворотом. Один из рыцарей знаком приказал мне опустить забрало и, достав меч, трижды постучал его рукоятью по двери.

- Кто посмел тревожить покой воинов Иерархии Божественного Света в момент, когда они ждут явления кандидата?

- Рыцарь Света Павел требует разрешения ввести кандидата на звание ученика воина.

- Кто поручители кандидата?

- Рыцарь Савл и рыцарь Толено.

- Готов ли кандидат предстать перед Воинами для дачи священного обета?

- Да, и нижайше умоляет допустить его.

- Введите кандидата!

Двери начали медленно отворяться, но ранее старший рыцарь обернулся ко мне и тоном наставления произнес:

- Войдя в залу, пройдешь и встанешь в круг, очерченный белым, затем опустишься на одно колено и склонишь голову. До тех пор, пока к тебе не обратятся - ты молчишь, но внимательно слушаешь, то, о чем говорят. Ответы на вопросы должны быть правдивы, или ты умрешь, как умерли многие до тебя, которых предупреждали об этом, но они не верили в божественную способность Воинов и Щита Истины отличать истину от лжи. Итак, ты готов отвечать на все вопросы только правду?

- Да!

- Тогда иди, да пребудет Господь с тобой!

Дверь отворилась и, шагнув за порог, я очутился в полумраке. Направление пути показывали свечи, установленные на полу. В середине они образовывали круг. Кто-то заботливо подтолкнул меня, и я пошел. Посреди свеч лежал огромный щит. Я замер, не в силах вступить на него ногой.

-Смелее, кандидат, вступай на Щит Истины.

Взойдя на него, я почувствовал, как что-то неведомое пропитало меня. Казалось, что я стал островом посреди горной реки, течение которой может сбить с ног любого. Опустившись на одно колено, я склонил голову и замер.

- Поручитель Савл, назовите имя кандидата!

- Имя кандидата - Александр.

- Сколько лет кандидату?

- Восемнадцать!

- Что получил кандидат при прохождении испытания?

- Графин из горного хрусталя, - голос Толено был глухим.

- Рыцарь Толено, кандидату известно, что это высшая степень доверия?

- Нет!

- Снимите шлем с кандидата, чтобы все могли увидеть его лицо, - кто-то, находившийся сзади меня, осторожно снял шлем. Я поднял голову. Раздались вскрики.

- Наконец-то!

- Он вернулся!

- Господь отпустил его, чтобы он вновь был рядом с нами!

- Тихо! - выкрики смолкли, - это не он. Вы забыли закон. Пока память не пришла к нему - он всего лишь ученик, а пока он только кандидат в ученики. И он еще не дал клятвы.

- Так давайте продолжим ритуал. Ведь солнце уже дало свой знак, осветив Щит Истины.

- Хорошо. И пусть Господь будет свидетелем нашей непредвзятости. Задавайте вопросы, рыцари, и внимательно вслушивайтесь в ответы.

- Скажи, Александр, готов ли ты убить человека, если тебе прикажут это сделать?

- Нет.

- Ты против убийства. Но если этот человек убийца?

- Я еще не готов.

- А теперь представь, что в ученики примут того, кто убьет.

- Я всё равно не смогу сейчас этого сделать.

- Скажи, глубока ли твоя вера в Господа?

- Да.

- Расскажи нам о Боге, но кратко, в нескольких словах.

- Господь - это тот, кто создал всё существующее, а теперь охраняет от сил зла. Он всемогущ и вездесущ. Он един.

- Почему ты хочешь стать Воином Господа?

- Потому что хочу помогать другим, людям увидеть Свет.

- Тебя отобрали в кандидаты, потому что ты лучше, чем другие?

- Не знаю, чем я лучше других. Отец Толено сказал мне, что аббат Савл заметил у меня признаки Дара и забрал у родителей, чтобы темные силы не смогли завладеть моей Душой.

- Ты не готов к убийству, но хочешь стать инквизитором. Почему?

- Возможно, когда я узнаю многое из того, что знаете вы, я пойму, для чего это надо, и смогу это сделать.

- Готов ли ты, Александр, пожертвовать жизнью ради Господа нашего, в борьбе за силы Света?

- Да, я готов, и это будет для меня большой честью.

- Готов ли ты открыть путь для слов Бога к твоей Душе?

- Да, слова Господа - святое для меня.

- На что ты употребишь свой Дар?

- На помощь людям.

- Это общие слова, а конкретнее.

- Я еще не знаю, надеюсь, что отец Толено поможет мне разобраться во многом, а также и в этом.

- Хорошо, - снова раздался голос старшего, - все задали свои вопросы, а теперь подайте новому ученику свиток с клятвой.

Прошло несколько секунд, и свиток лег в мои ладони. Я развернул его. От волнения буквы плыли перед глазами. Я проглотил образовавшийся во рту ком и начал читать.

“Стоя перед лицом Господа Бога нашего, вездесущего и всемогущего, я даю обет вечной любви моей к Нему.

Все мои поступки и помыслы отныне и навсегда связаны с Его великой целью - обучение человечества добру. На это я не буду жалеть своих сил, а если потребуется, то и жизни своей.

Моя жизнь отныне принадлежит Господу нашему, но не как жизнь бессловесного раба, а как жизнь воина, который всегда будет искать пути для победы сил Света над силами тьмы.

Моя Душа теперь всегда будет открыта словам и помыслам Господа, и я буду всегда идти в направлении, указанном мне моей Душой. Моя Душа теперь с Богом.

Моя любовь к Господу будет всегда в сердце моем, а через него она будет изливаться на окружающих меня, приводя грешников к Богу и отвращая их от зла.

Моя борьба не будет окончена до тех пор, пока не будут уничтожены все силы зла на Земле, а дверь в царство тьмы запечатана навеки.

Став Воином Иерархии Света, обязуюсь хранить полученные мною знания в тайне от сил зла и недопущенных к истине.

Я клянусь в этом. И если я нарушу свой обет злонамеренно, либо по недомыслию, то пусть кара небесная, заслуженная мною за это, будет неотвратима. Это будет высочайшей справедливостью. Амен.”

- Амен, - вслед за мной повторили присутствующие в зале рыцари войска Иерархии.

- Александр, отныне называем тебя братом нашим по воинству. Ты должен быть хорошим учеником, чтобы мы могли скорее собраться для производства тебя в воины Иерархии Господа нашего. Отец Толено будет твоим наставником на нелегком пути познания истины.

На этом церемония посвящения моего в ученики закончилась, но у меня осталось очень много вопросов, на которые я желал бы получить ответы. Но одно было сделано. Я стал тем, кто имел право на получение знаний. В душе я был счастлив.

Ведьма

Мое обучение началось на следующее утро. Меня проводили в пыточную залу, где уже находился отец Толено, палач, прислужники, несколько монахов и уже знакомая мне по первому посещению ведьма. На этот раз она была привязана к столу, ноги жестко закреплены, а руки связаны веревкой, намотанной на барабан. Палач заканчивал последние приготовления, проверяя механизм и узлы. Писарь раскладывал свои принадлежности, Толено просматривал большую книгу. Огонь в горне горел весело и ровно, но на душе моей было все равно тяжело и сумрачно.

Толено обратил на меня внимание и молча показал на стул подле себя. Я приблизился и сел, мельком взглянув на книгу. Это был допросник. Отец Толено подвинул ее ко мне, сказав, чтобы я ознакомился, пока идут последние приготовления.

Подозреваемую в связях с темными силами звали Анна Кортан, пятидесяти шести лет от роду. Около этой даты стоял вопросительный знак. В графе дети стоял прочерк, но перед моими глазами встала картина, уже виденная мною раньше, и я едва снова не лишился сознания. Далее шло подробное перечисление всего того, что ей вменялось в вину, записанное со слов крестьян и переписанное из их жалоб. Выделялось объяснение старосты села, который подробно расписывал, какие причуды стали твориться с погодой, урожаем и поголовьем скота с тех пор, как Анну обидели местные мужики. Описывалось и само происшествие.

В один из дней, после окончания уборки зерна с полей, подпившие мужики проходили мимо ее дома, стоявшего на отшибе деревни. Им захотелось выпить еще, а они знали, что у ведьмы (так Анну прозывали в той местности) всегда есть какое-нибудь зелье. В ответ на их требование она предложила им заработать, а оплату согласилась отдать только после выполнения оговоренной работы. Мужики возмутились и решили взять выпивку, а заодно и саму Анну без выполнения работ. Вот тут ведьма и показала свою силу, наведя на них морок, из-за чего горе-выпивохи передрались между собой вплоть до увечья рук и ног, а затем отправились восвояси. Причем Анна оказала им первую помощь, вправив кости и перебинтовав раны.

На этом происшествии дело не закончилось, ибо жены этих выпивох обнаружили пропажу мужской силы у своих мужей. Это показалось им слишком большим наказанием за маленький проступок, и они, собравшись толпой, пошли требовать у ведьмы, чтобы она сняла свое заклятие. Она отказалась, а вдобавок сказала, что проклинает всю деревню, за то зло, которое те творили по отношению к ней все эти годы, а прощение мужикам она даст только в том случае, если они выполнят ту работу, про которую она с ними сговаривалась. Бабы поплакали и возвратились по домам, а на следующую ночь у ведьмы сгорел сарай, после чего последняя сгинула.

В деревне начались неурожайные годы и погибель скота. Далее было название села, в котором один из крестьян случайно увидел ведьму на ярмарке и тотчас сообщил об этом старосте.

На поимку Анны по приказу Толено был отряжен отряд, погибший в полном составе, отведав вина из ее погребка, а она снова попробовала сбежать, но тут Толено взялся за дело лично, и ведьма была поймана и привезена в замок для проведения дознания ее ведьмовских дел.

Подробное перечисление методов дознания, применявшихся при допросах, меня не заинтересовало, а вот признания, сделанные Анной, я прочитал более внимательно, особенно место, где она описывала свое детство.

Ее мать - потомственная колдунья, решилась родить ребенка, а именно девочку, в шестьдесят лет, чтобы было кому передать ведьминскую науку. С раннего возраста Анна научилась общению с животными посредством своего Дара, поняла, какие травы и зелья для чего пригодны, а также овладела наукой колдовских заклинаний. Многие из них были приведены в книге, для подтверждения сказанного ею. В возрасте шестнадцати лет она впервые употребила свой Дар, приворожив парня по просьбе своей подруги.

По моему мнению, сами люди сделали ее той, кем она стала. Обращения к ней сводились практически к одним и тем же просьбам: навредить кому-нибудь, приворожить, осуществить наговор, порчу и так далее. Она практически никому не отказывала, а следовательно вред, нанесенный людям был велик.

Приговор уже был. Толено подробно обосновал свое заключение, и теперь ведьму ждал очистительный костер. Увидев, что я досмотрел материалы, касающиеся Анны, учитель забрал у меня книгу и передал ее писарю.

- Я назначил пытки на сегодня, чтобы ты увидел, как изменяется личина ведьмы после того, как она потеряет силу своего Дара из-за пыток. Начинайте!

По звуку его голоса монах с молитвенником приступил к чтению молитв, а палач - к закручиванию ворота. Тело несчастной вытянулось в струнку, черты лица исказились гримасой боли и своды зала содрогнулись от ее пронзительного крика, когда кожа в месте сочленения рук с телом лопнула. Палач остановился и расслабил ворот.

Крик прервался. Кровь сочилась из ее ран. Из молодой девушки женщина, лежавшая перед нами, превратилась в старуху. Кожа покрылась глубокими морщинами, небольшие упругие груди сморщились и потемнели. Волосы, которые до этого были цвета воронова крыла, стали полностью седыми. Только глаза, из которых текли слезы, остались прежними. Ненависть и злоба светились в них.

Толено и я подошли к ней поближе. Все остальные, наоборот отошли к столу. Она посмотрела на нас в упор, и судорога пробежала по ее телу. Это длилось недолго, а когда ведьма замерла, то ее тело снова приняло обличье девушки.

- Тебе мало своей силы, Толено, раз ты привел сюда этого молодого щенка, не владеющего ничем, кроме Дара? Он же слеп и глух, но теперь ему, как и тебе, предстоит умереть вслед за мной. Он вошел в нашу судьбу.

- Умереть предстоит тебе, от этой судьбы ты уже не уйдешь никуда, а он будет жить, и выполнять ту работу, ради, которой явился на свет.

- Толено, прекрати мои мучения. Убей меня или сожги. Я уже устала. Моя любовь к тебе ушла, я не могу тебя даже ненавидеть. Отпусти меня, дай умереть. Ты же знаешь, что я рассказала тебе всё, но ты не всё записал в свою книгу.

- Прости меня, Анна, но такова жизнь.

- Я прощаю тебя, любимый, но от судьбы уже не уйдешь. Мы все погибнем, и я на костре, и ты, и он. Я прошу тебя только об одном. Ты сам подожжешь мой костер.

- Хорошо, Анна, больше ты не будешь мучиться. Казнь твоя будет завтра.

Толено обернулся и дал приказ отвести ведьму в камеру, затем покинул залу. На меня он не взглянул, и я понял это как пожелание быть свободным. Мой путь в этом случае, как всегда, лежал в библиотеку - собрание знаний человечества для своих потомков.

* * *

Казнь была назначена на полдень. Об этом я узнал утром за трапезой. Местом казни была определена городская площадь, где всю ночь сооружали помост для колдуньи и трибуны для почтенной публики. Для остальных любопытствующих оставалась площадь.

Толено был в черной рясе и тонзуре. Его лицо было одновременно строгим и печальным. Ведьму привезли на повозке, закованную в железо, так как только этот металл противостоит колдовским чарам. Рядом с помостом, у столба, на котором приковали Анну, горел небольшой костер и лежал факел.

Секретарь зачитал приговор, который был встречен всеобщим ликованием и радостными криками. Толено медленно двинулся к костру за факелом. Наступила тишина, такая тихая, что было слышно дыхание каждого, и шаги инквизитора гулко отдавались в этой тишине. Время, казалось, остановилось. Всё замерло.

Внезапно что-то заставило меня отвести взгляд и посмотреть на колдунью. Она пристально смотрела в мои глаза, но взгляд ее прошел в мой мозг. Я потряс головой, но наваждение не проходило. “Запомни и передай Толено”,- приказал ее взгляд, а затем я почувствовал, как во мне стали рождаться строчки стихотворения. Они как бы приходили в меня извне и оседали в моем сознании.

* * *

Я стою, цепи держат меня.

Смотришь ты, но меж нами стена,

Не с камней, а из страха она!

Я стою, у столба я одна...

И смотрю, всё смотрю на тебя...

Я смотрю, как и прежде любя.

Факел ровно и ярко горит,

И в руке твоей он не дрожит.

Я смотрю, ты идешь поджигать,

Чтоб глядеть, как я буду сгорать...

Факел весело, ровно горит,

И любимый с тоскою глядит.

Шепчет он, дорогая, прости!

И грехи все мои отпусти!

Это долг, это просто война,

Снова нас победила она...

Я прощаю тебя дорогой!

Живи долго, и бог твой с тобой!

Когда наваждение покинуло меня, я снова взглянул на площадь. Толено с факелом подходил к помосту. Колдунья и он смотрели друг другу в глаза, и они у них были полны слез. Наконец инквизитор подошел к помосту поднял факел над головой и медленно опустил на дрова. По этому знаку палачи подбежали, с нескольких сторон зажигая костер. Несколько мгновений - и пламя охватило помост.

Она стояла в центре бушующего пламени плотно сжав губы, в то время как пламя подбиралось к ней. Взгляд был прикован к Толено. Но вот пламя охватило одежду и ее волосы. Она выгнулась, рот открылся, и голова бессильно упала на грудь. Душа покинула грешное тело, устремившись в неизвестные дали.

Толено уходил прочь от костра, немного пошатываясь, но всё такой же неприступный в своей строгости. Никто не обращал на него внимания, ибо толпа слушала радостную для себя новость, выкрикиваемую глашатаем. Содержание ее сводилось к следующему. По случаю избавления городка от ведьмы вечером будут празднества, на которые каждое торговое заведение обязано бесплатно выставить по бочонку вина для гуляющих.

Все были довольны и радостны. А в центре площади догорал костер...

Угли лежат кучкой на грешной земле.

А птички копаются в этой золе.

Ведь все мы по жизни всего лишь зола,

И примет к себе нас святая земля.

Уроки Толено

Сотворение мира

В начале всего было Слово. Но это не речь в нашем понимании. Все то, что нас окружает, несет информацию о себе в виде Слова, в виде колебаний той среды, в которой находится объект. Все существующее состоит из таких колебаний. Люди, обладающие Даром видеть их, могут много рассказать, ведь колебания впитывают в себя информацию из пространства и накапливают ее.

Повинуясь Слову, пошли колебания, благодаря которым сотворилась земная твердь - образовалось Каменное царство. Таким образом, Творец создал первую ступень нашего мироздания. Но Господь узрел, что это царство безжизненно, и Душам негде поселиться в каменистой тверди.

Следующим этапом развития стало образование по воле Творца и его Слова, сказанного уже в новой среде, Растительного царства, населенного травами и деревьями всевозможными. Господу понравилось это, и он полюбил отдыхать среди зелени растительности, а также любоваться красивейшими пейзажами прелестного, но замершего мира, лишенного движения.

Творец долгое время занимался решением проблемы о возможности расселения Душ в растительном мире, но потерпел поражение, так как Души поселить в растениях можно, но не происходит их естественной эволюции.

Создателю стало скучно среди этой статичности, и стал он творить тех, кто не был прикован корнями к одному месту, а мог свободно перемещаться с места на место, наполняя неподвижные ландшафты движением - жизнью. Возникло Животное царство.

Работа эта была трудной и долгой. Сонмы его помощников - ангелов трудились, стараясь, чтобы всё было красиво и имело свое гармоничное место в этом мире. Окружающий нас мир должен быть упорядоченным, чтобы иметь право называться красивым.

Всё миропостроение окутано гармонией. В начале Творец создал тварей, питающихся растениями, так как ему была противна сама мысль о том, что одно живое существо может питаться другим. Но через некоторое время они стали многочисленны, а растительный мир, наоборот, сократился, и поэтому, чтобы соблюсти гармонию, понадобились твари, поедающие других тварей. Понадобились и те кто, мог поедать падаль.

При этом Создатель постоянно искал всё лучшие формы проявления в животном царстве. Он создавал зверей и птиц в бесчисленном множестве, а среди них уже выживали наиболее гармоничные, наиболее приспособленные ко всему разнообразию жизни.

Но все они, несмотря на то, что были подвижны, имели лишь крохотные зачатки разума. Они, как дети, могли лишь неукоснительно выполнять функции, заложенные в них Творцом при их создании, а именно - питаться (пищей для них определенной) и размножаться. Создателю же было необходимо, чтобы те, в кого он поселит Душу, кроме всего прочего, были самостоятельны, умели сами решать многочисленные проблемы. И творец осознал это.

Господь решил создать таких тварей, и он создал их по “образу своему и подобию”. Создатель знал, что такова его основная задача, ответственность за которую он нёс перед своим Господом. Но Творец не смог создать идеального носителя для Души, так как любая, даже самая совершенная копия, всегда хуже оригинала.

Процесс создания разумных существ - людей, населяющих Человеческое царство, был долгим, а по существу он продолжается ещё и сейчас. Ведь основной критерий Создателя - это гармония, а она ещё не построена. Основная задача Творца - это воспитание гармоничных Душ, которых он заселил в людей. Души, для того чтобы стать упорядоченными, должны пройти все этапы воспитания. По мере своего развития Душа становится более гармоничной, благодаря этому идет упорядочивание окружающего нас мира.

При этом, чем более воспитана Душа, тем более сильно проявляется в ней Дар видения прекрасного, тем сильнее в ней тяга сотворять все гармоничное, а также потребность в общении с такими же продвинутыми Душами.

Человек, наделенный такой Душой, уже не может оставаться в покое, у него появляются некоторые из способностей Творца, и он начинает развиваться еще далее. Но здесь его ждут препятствия и соблазны. Перед ним стоит задача стать разумным, то есть научиться пользоваться своим Даром не на свое благо, а направлять его на помощь другим людям, чьи Души ещё не прозрели.

К сожалению, не все выдерживают соблазны. Ведь это так легко, воспользовавшись могуществом, которого нет у других, подчинить себе окружающих, сознательно потакая своему эгоизму, стать над ними. И таких людей множество. На каждого человека, чья Душа созрела для того, чтобы приносить благо другим, приходится по тысяче таких людей, чьи помыслы и мечтания распространяются только на материальные блага для себя.

Именно так создается Зло, которое, словно губка, впитывает в себя мечтания и жизненную силу таких людей. Зло - это сугубо человеческое понятие, потому что ни в каком другом царстве природы его больше не найдешь. Сила, которой насыщается зло, скапливается в царстве, находящемся над Человеческим, в виде огромного черного облака, и мешает Душам общаться с людьми.

Силы зла, накопленные в этом облаке, не просто так проводят свое время, а вербуют себе добровольных помощников из числа тех, кто имеет Дар. Они помогают ему овладеть всеми возможностями Дара, чтобы получить личностные выгоды, а потом, когда человек отдается им своими помыслами, он сам становится тем, кто питает силы зла.

Зло - это, в первую очередь, отсутствие гармонии, или хаос. А последний возникает в связи с отсутствием у людей желания трудиться на благо других. Там, где каждый думает лишь о своем материальном благе, возникает подозрительность и скрытность, приводящие к недоверию и, как следствие, к дальнейшему усилению хаоса. А это всяческие проблемы и конфликты, возникающие как между отдельными людьми, так и между народами, соединившими в себе людей на основе общности интересов.

Люди же, которые исповедуют своей целью задачу помощи другим людям, подпитывают своей жизненной силой облако светлых сил, которое находится в том же царстве, а следовательно, там идет постоянная борьба между силами хаоса и силами порядка.

Процесс воспитания Душ можно будет считать законченным только в том случае, когда черное облако полностью будет уничтожено, то есть на земле не останется сил зла. Следовательно, основная задача продвинутых Душ - подпитка жизненной энергией светлых сил и уничтожение тех, кто подпитывает черное облако.

Также задачей первой очередности является нахождение людей с развитыми Душами и работа с ними, направленная на правильное их ориентирование в этом эгоистичном мире. Любой человек, обладающий Даром, должен быть в поле интересов Воинов Иерархии. Необходимо гармоничное воспитание Душ. А это невозможно без качественного воспитания физического тела, а также чувственной и мыслительной составляющих Души. Ведь это всё является основой развития.

Если говорить далее о схеме миропостроения, то на следующей ступени размещается царство неразвитых Душ и областей сил человеческого зла и добра, так называемых черного и белого облаков. Здесь также находится область, где скапливаются знания всего человечества, которые продвинутые Души могут оттуда черпать.

Выше находится царство Душ периода воспитания. Наличие этого уровня говорит о том, что как таковых рая и ада не существует, они были даны человечеству как возможность выбора на развилке между добром и злом.

Далее размещается уровень, на котором находится царство Душ, прошедших воспитание и сдавших экзамен на гармоничность всех своих составляющих. Здесь же находится так называемое царство Богов для нас - земных народов. О них будет рассказ подробнее, но чуть позже.

Это семь уровней иерархического строения мира. Выше размещаются ангелы - помощники Творца и сам Создатель. Но как устроено на тех уровнях, человеческому разуму понять не дано, ибо там не действуют те законы, которые мы можем наблюдать на Земле.

Боги и их задачи

Задача каждой Души - пройти через земные воплощения, чтобы попасть на седьмую ступень данной иерархической лестницы. Здесь говорится о воплощениях, но при этом многие религии говорят, что мы приходим прожить на земле одну жизнь, а потом отправляемся либо в рай, либо в ад. Как это сочетается?

Сама идея последующего воплощения на земле, но в другом теле, прослеживается в культах многих народов. Была эта идея и в христианстве. Но отцы церкви предпочли из благих намерений вычеркнуть из святых книг всякое упоминание об этом, а взамен насадили историю про ад и рай. Но если внимательно читать книги, то мы увидим, что там нет упоминания про рай или ад.

В святых книгах первоначально говорилось о том, что Души людей после смерти вновь возрождались в других. Не прообраз Адама прожил в физическом теле свыше 900 лет, а Душа его прожила на земле столько лет, пока не прошла все стадии воспитания. На этом этапе развития человечества людей было так мало, всего одно маленькое племя, созданное Господом в качестве эксперимента, а Творец опробовал Души, и поэтому он смотрел, сколько воплощений понадобится человеку, чтобы его Душа стала гармонично-развитой.

Таким образом, каждая Душа идет по череде человеческих воплощений до тех пор, пока не станет разумной и гармоничной. Да, человеческое тело живет одну-единственную жизнь, но жизнь Души по сравнению с его телом - это вечность.

Количество Душ, воспитанием которых занимается Творец, конечно, но даже их такое множество, что он, не смотря на свою вездесущность, не в состоянии проследить за всеми одновременно, тем более, что одни Души хорошо поддаются воспитанию, а другие вообще не хотят идти вперед по дороге развития.

Также многие Души на ранних этапах развития своих физических тел - людей, не имеют возможности прямого контакта с Создателем, либо с ангелом. Следовательно, возникла необходимость в тех, кто будет передавать волю Творца тем, кто лишен возможности контакта. А это те люди, чья Душа уже прошла большую часть пути по дороге развития.

Таких людей специально разыскивают и учат правильным знаниям о миропостроении, ведь это знание - ключ к развитию Души и человека, как её носителя, в нужном направлении. И, если на первых порах такие люди назывались шаманами, пророками, оракулами, жрецами и так далее, то теперь в большинстве своём - это служители определенных религий.

Это также было связано и с тем, что ангелы, являясь на встречу с людьми, представали перед ними в различных изображениях, так как они являются существами бестелесными, следовательно предстают в том образе, в котором их хотят увидеть. Отсюда и появление легенд о говорящих огнях, кустах, зверях и так далее, обучающих людей правильным законам развития. Также кроме ангелов право на обучение людей получили и прошедшие воспитание Души, перешедшие на уровень Богов.

С этого уровня они имеют возможность выходить на связь с продвинутыми Душами. Сами же они при этом находятся под непосредственным руководством ангелов Творца. Души, работающие с другими, обычно отбираются из того народа, в котором они получили последний этап развития, для облегчения их последующей работы, так как они прекрасно осознают чаяния и потребности тех, кого оставили на Земле. С момента отбора ангелы обычно возвещают продвинутым о том, что представитель их стал Богом, и все желающие теперь могут непосредственно общаться с ними.

Боги обычно занимаются тем, что разрабатывают стратегию воспитания всего народа в целом, это так называемые главные Боги в этой иерархии, либо ответственны за конкретные вопросы. Здесь уместно привести в пример Зевса, а также всех остальных богов, окружающих его. А теперь, если провести аналогию с христианством, то видно наличие главного бога, триединого в своей сути, и апостолов, окружающих его. Их теперь не называют богами, но задачи, стоящие перед ними, практически идентичны тем, которые стояли перед прежними Богами.

Помощники Бога, божества второго уровня, являющиеся тоже закончившими обучение Душами, занимаются конкретной работой, каждая на том направлении, где она более всего имеет приоритет знаний. Эти Души работают напрямую с людьми искусства и науки, помогая в продвижении общечеловеческого прогресса. (В современном понятии такие Души называются Учителями Иерархии. прим. авт.)

Следовательно, Душа, пройдя воспитание в человеческом теле, переходит к заключительной проверке на уровне Богов, и только после этого выдается заключение об её разумности и гармоничности. Совершенно естественно, что многие даже на этом этапе совершают ошибки, а после этого отправляются обратно на Землю для нового воспитания.

Здесь кроется интересный момент, касающийся того, о чем говорилось выше. Пройти воспитание на Земле за одну человеческую жизнь Душа практически не в состоянии, следовательно, она воплощается в людях жизнь за жизнью, постигая сложные Божественные Законы и наделяясь Разумом. И если в первых воплощениях перед Душой стоит задача достижения гармонии в физическом теле, то в последующем Душа должна пройти путь для достижения совершенства чувств и мышления.

Эта дорога сложна, и человек, как носитель Души, выполняет какую-то маленькую задачу в течение своей короткой жизни, внося вклад в развитие Души. Выполнив задачу, Душа может закончить цепь земных воплощений и уйти на другой уровень.

Здесь, как уже было сказано, наши знания расходятся с большинством постулатов земных религий. Особенно это заметно в представлениях о загробной жизни. Душа человека, после смерти своего физического тела, поднимается на свой уровень, где и ожидает дальнейшего рождения. Если она ничему не научилась за человеческую жизнь, то она возрождается в таких же, или более худших условиях, для полной отработки той маленькой задачи, что стояла перед ней.

Это и есть ад, в его точном варианте, когда Душа, поднимаясь на свой уровень, обнаруживает, что должна вернуться туда, где уже была, где её ждут те же, а может и большие, страдания. Другие же на её глазах идут вперед к совершенству. И это есть для неё наихудшее наказание, раз за разом возвращаться, отрабатывая все свои ошибки из прошлых жизней. Потому что на пути гармонии нельзя брать с собой в багаж знаний уродливое, надо брать только совершенное.

Иегова

Развитие Душ на Земле происходит по развертывающейся спирали. При этом на каждом витке всё больше и больше участников вовлекается в процесс обучения. Старые методы воспитания на непосредственном постоянном контакте Бога с выделенным племенем начали давать сбои. Слишком много людей приходят на служение своему богу. И большинство из них не имеет возможности непосредственного общения.

Но, одновременно с этим, создается и начинает развиваться письменность; люди начинают вести исторические хроники того, что раньше передавалось только из уст в уста. Становится сложнее, но одновременно и легче быть пророком. Сложнее, потому что записанное пророчество - это дополнительные тревоги по тщательности изложения. Проще же в том плане, что теперь пророкам и их помощникам нет нужды лично объезжать земли, где проживают люди их племени - достаточно написать послания, а там их прочтут. При этом уменьшается возможность неправильного истолкования.

В этот самый момент одна из Душ прошла высокое посвящение и получила право на проверку своей гармоничности. Человека, в котором Душа проходила посвящение, среди соплеменников называли святым, так как его нравы сильно отличались от них. Люди племени, в котором жил этот человек, прозывались иудеями. Так Душа того, кого впоследствии назвали Иегова, стала Богом евреев.

Задача, стоявшая перед ним, была титаническая. Необходимо было сплотить огромное племя вокруг общей идеи - религии. Верования, которое бы реалистично отражало всю систему миропостроения. Это, по сути, была первая попытка донести правду о сотворении мира.

Пересказывать все его предпринятые шаги неинтересно, к тому же они полностью описаны в Ветхом завете, по которому до сих пор живут иудеи.

Следует остановиться только на излишней жестокости молодого бога по отношению к своему народу. Что он только не делал с бедными евреями. Потоп для отдельно взятого племени устраивал, детей своих убивать заставлял, города, населенные людьми этого племени, испепелял. Правда, народ был довольно развращен, но так же были развращены и многие другие народы. Но им везло, им попадались более рассудительные боги, которые выводили пороки своих людей не такими кровавыми методами.

Хотя, надо отдать ему должное, благодаря такой политике иудейский народ довольно сильно вырвался вперед в своем развитии. Люди устроены так, что уважают только сильного, а слабый не выдерживает конкуренции жизни. Иегова дал евреям то, что не смогли дать многие другие боги. Он дал им законы, составленные применительно к их уровню осознания жизни. Заповеди, данные им для своего народа, до сих пор актуальны, и будут потребны им ещё многие сотни, а то и тысячи лет. Ведь смысл их гораздо глубже, чем кажется с первого взгляда.

Иисус

Время богов отдельных народностей и даже народов всегда имеет предельный срок. Люди перерастают своих богов, так как сознание их неуклонно возрастает, и они понимают, что все заветы были даны для них с учетом их прежнего духовного уровня, а значит, уже не приемлемы и нуждаются в корректировке. Возникает побудительный момент для дальнейшего развития.

Таким образом, наступила необходимость в разрушении старых канонов изживших себя религий. Настало время прихода новой эпохи - эпохи истиной веры. Необходим был провозвестник этого - новый Мессия.

Человек устроен так, что все благое для своего сознания воспринимает резко отрицательно, ибо это требует коренной переделки всего, что его окружает, включая и самого себя, ненаглядного. Следовательно, чтобы привнести в мир что-то новое, необходима жертвенность посланца. Либо требуется совокупность продвинутых сознаний единомышленников. Это возможно, но реальная жизнь практически всегда вносит корректировки в задуманное.

Еще Иеговой, при его контактах с пророками своего народа было предсказано появление того, кто придет за ним - вместо него. Так как время управления конечно, то необходима смена идеалов, в связи с переходом на другой уровень развития. Настало время единения всего человечества - не по кланам и родам, а по убеждениям и вере.

Иерархия решилась на проведение нового эксперимента, включающего в себя все лучшее из того, что было наработано за период эволюционного развития человечества. Решено было - не просто проповедовать идеи и заповеди, а показать реальный образ жизни человека, живущего такой жизнью и потенциал его возможности.

Иисус пришел в этот дикий, с его более развитой точки зрения, мир, так как его ступень эволюции находилась на много порядков выше, и даже выше того уровня, которым обладаем мы в настоящее время. Если посмотреть внимательно на задачи, стоящие перед ним, то увидим, что основной является определение направления Пути для идущих следом. А также подготовка продвинутых учеников для приема истинных знаний о миропостроении, которые давались под строгой секретностью.

Последователи же должны были по окончании срока его пребывания на Земле продолжить начатое им дело. Работа на данном этапе должна была перейти непосредственно на Землю для ускорения процесса эволюционного развития. Основной идеей при этом должна стать идея морального образования населения на основе повышения уровня сознания большей части людей. Иначе говоря, гармонизация физической, чувственной и мыслительной составляющих личности.

Следующая задача заключалась в борьбе с все более усиливающимися силами Зла, которые начали свою активизацию. Для этого следовало научиться борьбе, но не всем желающим и праздным, а тем, кто смог бы выдержать испытание искушением, чей разум был полностью готов для приема идей Добра и Света. Даже среди ближайших учеников таких могло не оказаться, вот причина, по которой Христу пришлось даже после своего ухода возвращаться раз за разом на Землю для отбора нужных сподвижников.

Уровень Иисуса как человека был велик, Дар его - могуч, но даже этого может не хватить, если вокруг серость толпы, основным развлечением которых являются зрелища и еда. Но он выполнил главное - он нашел тех, чей Дар гарантировал веру, и кто был готов идти за ним. Тех, кто стал апостолами. Очень трудно найти среди серой массы тех, кто может стать алмазом, но он нашел.

Почему именно двенадцать? Потому что таково число тех, кто должен находиться рядом с учителем при его контакте с силами иерархии, а также при работе на просвещение человечества (перестройка уровня сознания). Только такое число позволяет выстроить качественный круг силы.

Трудно идти вперед, зная о том, что ждет в будущем. Особенно тяжело было Ему. Он знал о пути Ему предначертанном; он знал, что будет отвергнут, но Он сам выбрал данный путь. Вся его жизнь была расписана до него, уже было записано и то, что его должны предать. Оставалось найти этого человека. Человека, на которого в последующем обрушится гнев всех людей, чье имя станет синонимом измены.

Он выбрал его. Одного из своих самых верных учеников - того, кому мог довериться полностью. Того, в чьей преданности не сомневался никто. Беседа их была долгой и тяжелой. Он не мог выбрать другого - остальные были слабее духом. Они могли не выдержать испытания. А Ему необходима была полная уверенность в том, что все будет сделано так, как было предсказано. Работа на Земле окончилась, настало время ухода. Кто-то должен был открыть ворота...

Рассказы Толено

На дороге к пути

..."Кто я? Где я?" - в пространстве и времени - это два риторических вопроса, характеризующих сущность и место бытия. Меня же они интересовали сугубо с практической точки зрения; я сидел в лесу, точнее, на небольшой поляне. Неподалеку пасся мой конь. По крайней мере, больше никто не мог быть его хозяином, так как никого рядом не было.

Сколько я так провел – час, или два - я не знал, но вставать не хотелось. Было такое чувство, что меня где-то ждут, кто-то ждет... Опять эти характеристики места и сущности. И боль в спине, и что-то липкое под доспехами, и внутренний голос, заявляющий о бренности бытия, о скорой и неминуемой близости смерти.

Конь хороший, породистый. Судя по взгляду, брошенному на меня, норовистый, однако меня любит и готов скакать подо мной долгие лье пути. Он еще раз посмотрел на меня и тихонько заржал, словно побуждая меня к действию. Так уже было несколько раз за тот короткий промежуток времени, что я бездеятельно сижу, тупо глядя перед собой.

Щебетание птиц наполняет воздух, заставляя его звенеть от их пения. Солнце прогревает все, что можно прогреть. А я продолжаю сидеть и смотреть на вещи, лежащие передо мной, как будто прошу их заговорить человеческим голосом, чтобы они рассказали все, что знают про своего хозяина, то есть про меня.

Латы не мешают. Они сидят на мне, ничуть не сковывая движений, из чего я делаю вывод, что либо они сделаны специально по мне, либо я ношу их так давно, что они уже стали моей второй кожей. Кожей, имеющей рану где-то в районе плеч.

Меч - большой и тяжелый. Двуручный меч, в темных от конского пота кожаных ножнах, лежит рядом. Я знаю, что он весь в зазубринах от постоянного применения. Его уже давно пора править и точить. Меч со своеобразным балансом, не каждый сможет долго удержать его в руке. Но если он рубит, то наверняка, прорубая как жесть тяжелую броню противника, круша в щепы обитые металлом щиты. Нижняя часть гарды изогнута и выдвинута вперед, чтобы можно было ловить в нее мечи соперников, а затем вырывать их из рук. На рукояти рисунок - рельефное изображение морды кота.

Щит. Он лежит чуть в стороне, поблескивая синеватым отливом железа. Сплошного металла снаружи, изнутри он выстелен брусками легкого дерева, в котором, однако, застревают тяжелые стрелы. По своим размерам он велик, может прикрыть меня от пояса до шлема, и не раз спасал мою жизнь и честь. Это я не помню - это я осознаю. А вот шлема я не вижу, наверное, потерял, перед тем как свалиться с коня.

Кот, сидящий на тяжелом коне - это герб. Кот смотрит вдаль, высматривая зазевавшуюся добычу. Сам он и хвост его выгнуты трубой. Вместо передней луки седла - крест. Под копытами коня лежат четыре погнутых щита, значит, столько рыцарей я одолел в честных поединках.

"Так кто же все-таки я?" - этот вопрос становится не в меру навязчив. Более того, он постоянным колоколом стучит в моей голове, доводя меня до безумия. С этим надо что-то делать, но что? Одно - то, что я рыцарь - ясно, но как тогда имя мое? Вновь и вновь я обвожу взглядом все свои вещи, но тщетно, они молчат.

Конь снова смотрит на меня с сожалением. Под рыцарским седлом ему нелегко, но он не ропщет. Он привык нести своего всадника к победе, давить мощной грудью пехотинцев и сбивать менее сильных коней. Его не волнуют проблемы потери памяти, его волнует странная неподвижность хозяина.

Я встаю. Боль сильными волнами охватывает в тиски мое тело. Подняв щит, меч и сумку, я смотрю на коня, и он, радостно взбрыкнув, устремляется ко мне. Сесть на коня - это очень тяжелая задача в моем положении, но она выполнима. С пятой попытки я выпрямляюсь в седле, а мой товарищ делает первый шаг. Я полностью доверяюсь ему. Он идет медленно, стараясь не беспокоить меня. Куда и зачем он меня везет - это излишние вопросы. В конечном счете, всегда найдется дорога, которая куда-нибудь сможет меня привести.

Так мы едем довольно долго, пока не натыкаемся на тропку, а затем и на лесную дорогу, которая, недолго пропетляв, приводит нас к старинному замку, окруженному глубоким рвом со стоялой водой. Крепость находится почти на окраине леса. Поля вокруг распаханы и покрыты зеленью всходов. Стены высоки и тронуты растительностью, как сединой. Он кажется мне знакомым - этот старый замок, как будто я здесь неоднократно бывал, хотя я не помню подробностей.

Мой конь останавливается, как бы спрашивая у меня соизволения продолжить путь. Я едва трогаю его шпорами, и он идет; чувствуется, что он не хочет, но он боевой конь и привык выполнять любой приказ своего хозяина без раздумий. "Как тебя зовут, мой друг?" - мысленно обращаюсь я к нему. Ответа не следует. Либо конь не владеет языком мысленной речи, либо просто не желает со мной разговаривать. А мои члены все слабеют и слабеют. Тупая боль разрывает спину и плечи. Кровь, вырвавшись из-под доспехов, стекает по ноге. Привычная ясность в глазах сменилась кровавым туманом, чувствуется, как жизнь покидает меня, капля за каплей, вместе с каждым шагом коня, вместе с вытекающей кровью.

А замок все ближе и ближе, я даже вижу, как опускается подъемный мост и толпа устремляется к моему, понуро бредущему, коню. Тот останавливается и, повернув голову, печально смотрит на меня, а я медленно клонюсь и клонюсь на переднюю луку седла. Кто-то что-то кричит, а я различаю только смысл отдельных фраз. "... снять рыцаря ... нести ... носилки ... звать лекаря..." Далее тишина, покой и умиротворение - сознание покидает мой разум.

"... кто я? Где я?" - снова мысль бьется в моем рассудке. И имя - Мигель Гамуен. Кто это? Я твердо уверен, что это не я. Может быть это мой друг, а может и мой враг. Но может быть и другой ответ - это хозяин замка, где я нахожусь. Откуда в моей памяти всплыло это имя, само напоминание о котором мне неприятно? Вопросы, вопросы, вопросы. От них начинает кружиться голова. Быть может это кошмарный сон? Я делаю усилие, чтобы проснуться, и до меня начинают доноситься отдельные слова, смысла которых я понять не могу. "... убиты ... конь ... стойло ... нападение ... месть..." Сознание вновь покидает меня.

Что-то влажное тыкается мне в лицо, обдувает жарким дыханием. Хочется отмахнуться рукой, но попытка приподнять ее отдается тяжелой болью во всем теле. Глаза слепит что-то яркое, светлое до рези. Снова доносятся голоса, но более осмысленные: "Пошлите за священником ... он не жилец ... такие раны ... конь - то, как собака ...". Хочется крикнуть, что я жив. Очень хочется пить. Воды, и как можно больше воды, иначе не затушить тот пожар, сжигающий мои внутренности. "Воды, дайте мне воды!" - я кричу, но почему меня никто не слышит? Почему?! И вновь черная пелена забытья, провал, пропасть, в которой я падаю долго, практически бесконечно.

Мигель Гамуен, чье это имя, почему оно находится в моей памяти, в то время как свое собственное забыто? Кто, наконец, я? Где мой верный боевой конь, и где мой меч? Когда закончится этот кошмар? Таковы вопросы из моего спирального калейдоскопа ужасов. Я хочу, наконец, проснуться и вновь ощутить спокойствие холодного металла рукояти меча.

Открывая глаза, чувствую ужасную тяжесть век. Такое ощущение, что поднимаешь подъемный мост. Яркий свет слепит, но потом глаза привыкают, и я вижу высокий, прокоптившийся от времени и дыма потолок. Стук копыт и ласковое ржание говорят о том, что мой верный товарищ находится рядом со мной. Повернув голову, вижу его такую родную морду. Он смотрит, а в его глазах радость от моего пробуждения. Кто-то хочет пройти ко мне, но конь фыркает и, развернувшись, пытается его укусить.

- Рыцарь, прикажите вашему коню, чтобы он пропустил к вам лекаря.

- Воды, - я не могу кричать и говорить, но меня слышат. Конь оборачивается и пронзительно ржет, а затем удаляется с поля сражения.

Воду для питья мне приносит девушка, грациозная и красивая. Нет ничего прекрасней, чем вода, когда она, прохладная, стекает в тебя, заглушая разгорающийся внутри пожар. Особенно, если та, что предлагает живительную влагу, прекрасна, как лесная нимфа. Смущенная моим взглядом, она краснеет, затем наклоняется, целует меня в губы и убегает. Кто-то обращается ко мне с требованием, чтобы я услал своего коня прочь, так как со мной желает разговаривать хозяин.

- Сейчас, - отвечаю я, пытаясь сесть.

С трудом, но мне это удается. Увидев, что со мной все хорошо, верное животное садится по-собачьи возле постели. На мое требование удалиться во двор он недовольно фыркает, но выполняет приказ, хотя по дороге постоянно оглядывается в надежде, что я позову обратно.

Ко мне медленно подходит мужчина средних лет, с квадратной фигурой. Он улыбается, хотя и с опаской смотрит на моего удаляющегося четвероногого друга.

- Ваш конь, синьор, делает Вам честь! Он никого не подпускал к Вам, кроме моей дочери - даже лекаря. Нам удавалось перевязывать Вас только тогда, когда конь спускался во двор. У Вас очень чистоплотное животное.

- Я благодарен Господу, что Вы приютили меня в своем доме в минуту моей слабости. Спасибо Вам, многоуважаемый синьор. Извините, что не называю Вас по имени, но не имею возможности его вспомнить вследствие травмы.

- Молчите, молчите! Слова благодарности Вы сможете оставить для моей дочери, заметившей Вас с крепостной стены. Это она впоследствии ухаживала за Вами все эти дни и ночи.

- Моя благодарность к Вам и Вашей дочери столь велика, что я не в силах выразить ее словами, могу только торжественно обещать, что как только мои руки обретут способность держать меч, то он будет направлен на врагов Ваших.

- Хоть эти слова и приятны, но я не могу их принять, так же как и клятвы Вашей, потому что Вы еще не до конца отдаете себе отчет в том, о чем и с кем говорите. Ведь Вы даже не в силах припомнить мое имя! И хоть это и звучит оскорбительно для меня, но я готов не обращать внимания на это, однако должен признаться, что очень удивлен Вашими ранениями. - Он немного помолчал, глядя мне в глаза. - Не сможете ли Вы кратко описать события, предшествующие ранениям?

- Сожалею, но я ничего не помню ... - мрак, появившийся, где-то внутри головы, гулом отдавал в ушах, мешая сосредоточиться.

- Хорошо. Но Вы больны, и Вам необходим покой и отдых. Я велю слугам сменить постель и одеяния. Скоро Вам будет лучше, и мы поговорим еще. Тем более, что меня ждут дела. Но честно скажу, я очень удивлен, что Вы ничего не помните, а я очень хорошо знаком с Вами. Ведь я барон Лозарини. - его взгляд пронизывал меня, но ответить я уже не успел. Привычное состояние полного отключения сознания погрузило меня во мрак.

* * *

Прошло еще несколько дней. Хозяин не показывался. Его слуги были почтительны и немногословны. На все мои вопросы они обычно отвечали, что хозяин велел им со мной не разговаривать, но вести себя почтительно и предупредительно. Мой конь находился в конюшне, дав себя увести только после моего настойчивого приказа. Вид у него при этом был такой обиженный, что я подумал о том, какой он все-таки у меня умный и заботливый. Ведь он подождал меня в лесу, пока я не пришел в себя, вывез к крепости, где меня знали и могли принять, охранял меня, пока я был в беспамятстве. Даже от людей не дождешься порой такой чуткости.

Дочь барона проведывала меня несколько раз в день, приносила букет цветов и исчезала, не давая мне даже возможности с собой заговорить. Девушка девятнадцати лет, невысокая, с чуть кругловатым лицом. Небольшая, русая с рыжиной, толстенькая коса. Высокая, но небольшая грудь. В общем, все при ней. Голубые глаза и ласковый взгляд, от которого на душе становится тепло и уютно.

Здоровье мое меж тем поправилось настолько, что я при помощи слуги, определенного мне в постельничие, смог пройтись до крепостной стены. Свежий воздух приятно пьянил меня, хотя слабость из-за ран давала о себе знать. Их было три. Все от стрел, проникших в тело довольно глубоко, а впоследствии сломавшихся от падения. Узнав об этом, я удивился, как я смог с такими ранами выжить. Мое счастье было, видимо, в том, что преломленные стрелы остались в мышцах, закупорив выход крови из организма. Но самое странное было в том, что все раны располагались в спине. Оставалось надеяться, что они получены от того, кто напал на меня из засады. Либо ... я бежал от врага. Последнее, при подтверждении, могло лишить меня чести и достоинства.

Об этом я думал, стоя у края крепостной стены и обозревая окрестности. Мои мысли были о непредсказуемости человеческой судьбы, играющей с нами в непонятные игры. Лишиться чести и достоинства в расцвете сил, после этого только один путь для рыцаря - смерть. Но даже она не принесет избавления от пересудов, ибо все будут говорить о нем все самое плохое - он будет олицетворением трусости и позора. Влекомый инстинктом, я уже сделал шаг вперед к краю стены, как вдруг увидел конный отряд закованных в латы рыцарей, направляющихся по уже известной мне дороге к замку. Вымпелы и знамена показались мне знакомыми - что-то шевельнулось в памяти, но тотчас затихло. Где и когда я их видел - вспомнить было невозможно. Во главе отряда ехал рыцарь в серебряном убранстве, с блестящим на солнце щитом.

Что-то подсказало мне, что следует оставаться на стене, однако, не показываясь на глаза приехавшим. Отряд приблизился, но мост ему не опустили. Стражник со стены выкрикнул требование, чтобы воины назвали себя и имя своего сеньора. Рыцарь в серебряных доспехах выехал вперед:

- Воин войска Христова, со своими соратниками, аббат Савл разыскивает рыцаря Скачущего Кота, Толено. Всякий, кому известно о местонахождении данного синьора, обязан именем Господа и короля, известить нас об этом и незамедлительно.

Мигель Гамуен, Мигель Гамуен - кто же я на самом деле, почему разыскивается Толено, а скорей всего, что это я и есть. Ведь на гербе, украшающем щит, изображен кот! А может я и есть преступник Мигель, убивший Толено и забравший его доспехи?

- Синьор, Вам плохо? - постельничий был напуган.

- Нет, - ответил я, силясь не упасть от слабости и нахлынувшего головокружения, - возможно, что это прибыли за мной.

- Господин, пока барона нет в крепости, Вас никто и никому не выдаст!

- Мне некого бояться, кроме самого себя. Пошли кого-нибудь сказать, что я, возможно, тот человек, которого они разыскивают, и как только я оденусь, то сразу спущусь к ним.

- Но синьор рыцарь, барон приказал не выпускать Вас из замка до своего возвращения, а при необходимости применять силу для удержания. Мы можем только передать им, что Вы гость хозяина, и дожидаетесь его решения о своей дальнейшей судьбе.

- Хорошо. Скажите тогда, что я "гость" барона, не имеющий права на поступки и свободу передвижения.

Слуга отбыл, но двое его товарищей встали стражей подле меня. Выслушав ответ, рыцари посовещались, затем один из них отбыл, а остальные спешились напротив подъемного моста. Числом их осталось две дюжины. Они более ничего не предпринимали, а просто ожидали. Был спущен мост, а затем слуги барона, под прикрытием пеших ратников, вынесли столы с угощениями и разбили шатры для рыцарей на лугу, в двух сотнях шагах от крепостной стены. А моя стража почтительно попросила меня спуститься со стены и проследовать в опочивальню для отдыха.

Так прошло несколько дней. Барон не появлялся. Я потихоньку поправлялся и даже начал тренировки с мечом, который у меня не отбирали. Занимался со стражем, выказавшим большие навыки владения благородным оружием, но при этом постоянно присутствовали еще несколько стражников.

Дни текли неторопливо. Рыцари устроили лагерь в трех сотнях шагов от крепости. Общее число воинов прибавилось, числом их стало около сотни конных и трех сотен пеших ратников. Они не чинили препон проезду крестьян и гонцов к замку, тренировались в воинском искусстве и отдыхали. Провизию закупали в замке и окрестных селах, платили исправно серебром и золотом. Никаких требований не выдвигали. Известие о том, что разыскиваемый находится в крепости, под волей барона, их устраивало.

Я же день за днем напрягал память, пытаясь вспомнить хоть что-то о себе, но это мне не удавалось. Тогда, чтобы не быть в неведении, которое страшило меня более всего, я попросил управляющего устроить мне встречу с аббатом Савлом, надеясь, что это поможет мне в воспоминаниях. Он отказался, ссылаясь на строгий приказ барона, запретившего для меня любые контакты с кем бы то ни было, вплоть до моего ареста и удержания под стражей при моих попытках к контакту либо бегству. Таким образом, я был пленником барона, без каких-либо прав, и для меня оставалось только ждать его появления, чтобы выяснить, по какой причине он принял такое решение.

Барон приехал только по прошествии еще одной недели. За это время мое здоровье поправилось настолько, что я смог совершить несколько конных прогулок по внутреннему двору замка, на своем коне, счастливом оттого, что я вновь могу сидеть на нем. Ходил я в просторной одежде с плеча хозяина, которую несколько перешили, чтобы она подошла мне. В этой одежде я и отправился на встречу, куда я был приглашен сразу после приезда барона.

Наша встреча состоялась в гостевой зале замка. Присутствовали: барон, рыцарь, в котором я предположил аббата Савла, а также вассалы с той и иной стороны. Обстановка в зале была спокойной и доверительной. При моем появлении барон Лозарини встал и подошел ко мне, чтобы лично проводить к столу, за которым сидел сам.

- Мой друг, - начал он велеречиво, - Прошу извинить, что я своим отсутствием отсрочил твою встречу с друзьями и братом, но мои дела, ради которых я вынужден был задержаться, важны не только для меня, они важны также и для тебя. Ибо то состояние здоровья, в котором ты находился в момент появления, внушило мне серьезные опасения и требовало серьезного расследования об обстоятельствах ранения в неподобающем для рыцаря месте. Мне и моим воинам удалось найти тот отряд разбойников, подло напавших на тебя и твоих спутников из засады с целью ограбления и убийства. Нами взяты в плен злодеи, показавшие на допросах, что ты в первые же минуты нападения был ранен, а твой конь вынес тебя с поля боя в неизвестном направлении, совершенно бесчувственного. Прости нас за то, что характер твоих ранений заставил усомниться в твоей чести. К сожалению, все спутники твои погибли.

- Спасибо Вам, барон. Вы спасли не только мою жизнь, в ту минуту, когда она висела на волоске, готовая прерваться в любую секунду. Вы также спасли мою честь, так как я не буду скрывать, что очень переживал в Ваше отсутствие и опасался того, что опозорен навеки.

- Что с тобой, Толено? - аббат Савл встал и подошел ко мне вплотную, пристально вглядываясь в глаза, - Я не узнаю тебя. Такое впечатление, что с нами присутствуешь не ты?

- Я ничего не помню. В моей памяти не осталось ничего, даже моего собственного имени. Только сопоставив имя, названное Вами с изображением на щите я предположил кто я.

Несколько человек засмеялись, ибо я, наверно, выглядел очень потешно, хотя аббат выглядел очень задумчивым. Видно было, что ему хочется остаться со мной наедине, чтобы о многом не спеша расспросить.

- Ну что ж, господа, я рад, что все прекрасно получилось, и рыцарь Толено вновь среди своих друзей! - барон говорил весело и непринужденно, - надеюсь, что мы все неплохо повеселимся сейчас, за чаркой красного вина из Тоскании! Также я хочу уведомить вас, мои друзья, что сегодня вечером я отсылаю гонца к королю с вестью о моём присоединении к крестовому походу во славу Господа.

Все радостно встрепенулись, послышались одобрительные возгласы, как со стороны вассалов барона, так и со стороны гостей.

Пир выдался очень славным. Вино лилось рекой. Слуги не успевали наполнять чаши горячительным напитком. Я сидел по правую руку от барона, радостного и острого на язык. Савл же, наоборот, хмурился, хотя и не слишком грустил. Его смех был зажигательным и добродушным. Но я постоянно ловил на себе его изучающий взор, что-то его волновало. А я сидел и почему-то вспоминал небесного цвета глаза и думал, помнит она про меня или нет. В то же время в моей памяти постоянно крутился вопрос о таинственном имени Мигеля Гамуена. Я уже стал подумывать, о том, а не спросить ли помощи у брата, как тут на выручку мне пришел барон.

- Кстати, мой друг. Нам бы пришлось долго искать разбойников, если бы Вы не запомнили имя главаря, которое потом повторяли долгими ночами и днями беспамятства. Твердили его то с ужасом, то с отвращением. А сейчас для Вас мой маленький сюрприз, - барон чуть повысил голос, все затихли с ожиданием, - Введите Мигеля Гамуена!

Двери отворились, и стражники ввели избитого человека, закованного в цепи. Одного взгляда на него хватило мне, чтобы какая-то невидимая заслонка моего сознания отошла в сторону, и воспоминания хлынули волной...

- Это же наш проводник, - прошептал я.

- Одновременно еще и главарь одной из самых жестоких разбойничьих банд. Вы его вспомнили, рыцарь Скачущего Кота?

- Да, барон. Взгляд на это чудовище в человеческом облике помог восстановить мою память гораздо лучше, чем это сделали бы толпы врачевателей с их лекарствами. И я очень благодарен Господу Богу нашему, что мой верный конь не забыл дорогу к тому дому, который я отверг из-за юношеской глупости. Теперь я могу сказать, что я был неправ в той ситуации, из-за которой у нас возникли разногласия. Еще раз примите мою благодарность за Вашу помощь и отеческое терпение, барон, а также мое искреннее раскаяние.

Лозарини милостиво склонил голову, а лицо Савла наконец-то очистилось, и он приподнял свою чашу в знак того, что хочет сказать речь. Все замолчали.

- Я думал, что помру и не увижу, как образумится Толено, и как он из вспыльчивого юноши перерастет в разумного мужчину. Если честно, то мне уже надоело смотреть, как ведут вражду два близких мне человека, но если для излечения существует только один способ, то я готов лично сбросить любого с лошади головой вниз, для образумления!

Ответом ему был веселый звон кубков и добродушный смех присутствующих. А я придвинулся к барону и тихим голосом произнес:

- Барон, я в пятый раз прошу руки и сердца Элизабет! Будьте же милосердны во всем!

Поиск пути

Поход, о начале которого много говорили, много судачили, не задался с самого начала. Быть может там, наверху, у руководителей все обстояло гладко, но среди простых рыцарей, их вассалов и наемников зрело недовольство. И ведь было из-за чего. Прошел год, а реальных столкновений с врагами христианства не было. Практически все силы ушли на недолгую осаду и взятие христианского города Задара, в зачет долга купцам, за провоз армии на кораблях. Естественно, что Византия после этого превратилась из союзника во врага. А мусульмане оказались такими же людьми, верящими в своего аллаха. Они погибали целыми отрядами, но не сдавались, вызывая невольное уважение своей стойкостью.

Добычи было мало, и почти вся она уходила обозами на север, ко двору королей-домоседов и папы. Того, что оставалось, простым воинам едва хватало, чтобы покупать продовольствие и снаряжение у бесчисленных полчищ торговцев, следующих за христовым воинством. Как саранча они кружились, предлагая на выбор свои многочисленные товары: от еды и оружия до прекрасных черноволосых красавиц. Обнищавшие за время похода рыцари смотрели на них с плохо скрываемыми раздражением и злобой, и нескольких, особенно рьяных торгашей, даже нашли убитыми и ограбленными. С этих пор отряд личной гвардии короля, занимавшийся в походе охраной казны, занялся и их непосредственной охраной. Теперь это был хорошо укрепленный лагерь в лагере.

Взятые в плен арабы не могли понять, что мы от них хотим. Один из арабских воинов, умирая от полученных ран, спрашивал у переводчика только об одном - что франки делают на чужой для них земле.

- Что делали бы вы, если бы армия захватчиков обрушилась на ваши исконные земли? Пришла бы туда, как к себе домой, хозяйничала, грабила и убивала хозяев, забирая у них хлеб и кров. Разве этому учит вас ваш Ису? Почти сто лет прошло с тех пор, как вы захватили и удерживаете свои святыни, постоянно приходя и занимаясь грабежами в соседствующие страны. Мы научились жить в мире с вами, но вы снова идете войной. Что вам не хватает, почему же вы не сидите дома, или не занимаетесь мирной торговлей? - так спросил старый кочевник, весь в грязи, состоящей из крови и пыли.

Мы молчали. И тогда он попросил нас о милости. Нет, он не просил нас о жизни. Он не хотел жить на поруганной и не отомщенной земле предков. Он хотел смерти, чтобы не видеть позора, который в очередной раз был уготован его родине.

Никто не в силах был обнажить меч, чтобы прервать страдания несчастного, ведь среди нас не было палачей. Мы стояли и смотрели, как жизнь покидает тело, - изливаясь на землю толчками крови, а лекарь суетится, не в силах что-либо сделать. Вечером на стоянке у шатров нашего отряда было тихо. Многие сидели у костров, кто-то в шатрах, но все молчали. Каждый думал о своем. Практически у всех остались дома родные и близкие, кто-то был женат, кто-то холост, но каждому, в недолгие часы затишья, было о ком вспомнить. Мы ушли в поход, повинуясь приказу и зову сердца, оставив их почти беззащитными. Гарнизоны в замках были сокращены до минимума и состояли из ветеранов, не пригодных к длительным походам. Приходилось только надеяться на Бога, чтобы он отвел беду от родного порога.

А мысль о симпатичной миссии освобождения святынь христианства от язычников все чаще подвергалась сомнению. Встречаемые нами общины и города, населенные христианами, прекрасно уживались с мусульманами, не обращая внимания на различие в религиозных суждениях. Становилось не по себе, особенно от осознания того, что война шла не только с мусульманами, но также еще и с христианами, вся вина которых состояла в том, что они принадлежали к греко-кафолической церкви. Мысли распирали изнутри, как будто сатана искусно направлял их в нужном для себя направлении. Многие не выдерживали, заливая подобные вопросы вином в огромных количествах. Лагерь охватывало волнение. Многие, в открытую стали поговаривать о прекращении войны с братьями по вере, с переносом направления похода к Иерусалиму и в Египетские земли, либо к возврату домой. Отдельные отряды отбились от управления и стали заниматься обыкновенным грабежом. В ответ участились нападения на отряды со стороны местных жителей. Для этого они использовали тактику мелких уколов.

Конный отряд внезапно показывался со степи, обстреливая из луков, проносился сквозь лагерь и скрывался в дали. Попытки догнать их не имели успеха - разве возможно догнать ветер в степи, особенно если на тебе и коне тяжелые латы? Закованные в броню, неповоротливые рыцари были отличной мишенью для юрких и метких наездников.

В одной из таких коротких схваток погиб барон. Его смерть была случайной и глупой. Хотя разве может быть смерть глупой? Нет. Она хитра и избирательна. Она всегда знает, когда приходить за тем, кому отмерен жизни срок, и никогда не ошибается.

Слуга брил своего господина, когда случайно залетевшая в шатер стрела попала ему в спину. Брадобрей дернулся в предсмертной агонии, и его рука, двигаясь в судороге, перерезала горло своего барона. Смерть настигла обоих. Быстро и неумолимо. Глупая и безобразная смерть для рыцаря, привыкшего побеждать на поле брани и ристалищах, для воина, у которого было желание погибнуть в бою, а не в постели от старости. Госпожа с косой сама решила, как и когда. Она показала всем, что у каждого воина всегда есть своя ахиллесова пята, которую надо беречь. Но кто знает, какая она у него?

Гроб с телом барона отправили на родину под усиленной охраной, а нас с Савлом осталось двое в этом огромном мире Азии. Ну и конечно, жена и дочь барона, мечтавшие увидеть своего мужа и отца живым и победителем, а не мертвым на траурных носилках. Такова жизнь. За все надо платить. А мы сейчас осуществляли плату за право называться победителями и за свое желание пройти с огнем и мечом к месту, где был распят тот, кто мечтал о мире среди людей и всеобщей любви. Цена измерялась в тысячи жизней тех, кто не сможет больше ничего увидеть, и кого больше никто не сможет обнять и поцеловать. А также тех, кто на всю жизнь останется увечным и никому не нужным калекой, и счастье, если у него достанет денег хоть на какое-то существование.

Но жизнь продолжалась. Отряды продвигались вперед, охватывая все новые и новые районы Византии и окружая ее столицу. Константинополь готовился к долгой и продолжительной осаде, а нападающие - к стремительному и победному штурму. Нестройное сопротивление местных жителей таяло на глазах. Мы шли в бой с именем Господа на устах, веря в то, что творим святое дело; так, по крайней мере, говорилось на каждой мессе перед схватками. Мы верили, что после смерти окажемся у ворот рая, и хранитель откроет их для нас.

Уже дважды я был практически на волосок от гибели. Смерть буквально вцеплялась в меня своими коготками, но в этот миг все преображалось. Движения всех вокруг, включая и противников, замедлялись, и я получал преимущество, уворачиваясь от, казалось бы, неминуемых ударов и, поражая противников с такой скоростью, что наблюдающие бой, да и противники, не могли заметить сам удар. Это была судьба, для чего-то сберегающая меня.

Савл реагировал на это просто. Он сказал, что мой Дар воина защищает и направляет меня, чтобы я смог выполнить задачу, которую отвел мне Творец. Но все же посоветовал зря не рисковать и помнить, что даже Спаситель не прыгнул с крыши храма, искушаемый дьяволом. На мой вопрос о задаче он лишь улыбнулся и сказал, что придет время, когда я, с Божьей помощью, осознаю это сам, и никто не имеет права решать за меня и указывать мне направление моего пути. Только внутреннее самосознание может наполнить содержанием работу на благо Творца.

В тот вечер мы говорили с ним о многом. Я впервые поделился своими сомнениями и задавал множество вопросов, мучающих меня. На некоторые даже мой брат не мог ответить мне, говоря о том, что наступит время, когда эти вопросы покажутся мне смешными, но для этого мне необходимо много работать над собой. Необходимо более тщательно перечитать священное писание и осознать внутреннее наполнение каждой фразы его. Нельзя просто заучить и пользоваться готовыми догмами, надо понимать когда, почему, что и зачем делалось в каждый конкретный момент. При этом понимание должно стоять выше догматического запоминания.

Большинство из того, что говорил брат, казалось мне чудесным откровением, живительной влагой знаний на каменистую почву моего непонимания окружающего мира. Исполняя завет Савла, я открыл Библию и окунулся в чтение. Тысячи еще более сложных вопросов посетили мою голову. Книга открылась мне по-новому, такая знакомая с детства, но такая неизвестная. Я читал, упиваясь новыми открытиями и досадуя на несоответствия, выявляемые мною в текстах.

Брат лишь смеялся, но по-доброму, не зло, над моими потугами и говорил о том, что я смогу все понять только тогда, когда мой мозг отвлечется от реальности и будет видеть за фразой глубинный смысл, а не поверхностную картинку. Этого я еще осознать не мог, хотя размышления занимали долгие вечера у костра.

Размышления, размышления, размышления. Они поглощали мое время. Благо, что его теперь было много. Наш отряд выделили для охраны кардинала, приехавшего с инспекцией от папы, так как в большинстве своем он состоял из рыцарей святого ордена, ведущего свое начало со времени первого крестового похода. Жизнь стала размеренной и неторопливой. Во время длинных привалов вошли в моду поединки. Бились на тупых учебных мечах до изнеможения, ибо высокопреосвященство запретил междоусобное смертоубийство, объявив его несоответствующим высоким требованиям похода.

"Истинные христиане-католики не должны пятнать свои руки убийством соратников по походу во славу Господа, если рядом есть язычники, идолопоклонники, либо христиане, не принадлежащие истинной вере." - горько шутили рыцари, составляя перечень требований для проигравшего схватку. В связи с войной доспехи и конь побежденного не забирались, но он платил победителю золотом или серебром, а при отсутствии оного обязывался к нападению на один из лагерей врага. За свой проигрыш боя он платил пленными, либо их имуществом, захваченным в набеге. Сроки на это оговаривались жестко и, в случае невыполнения, побежденный лишался звания рыцаря, а его имения на родине отходили победителю. Я, помня наставления брата своего и святого писания, не влезал в подобные споры без крайней на то необходимости, и то, если это затрагивало жизнь или честь мою. Но мне тоже пришлось померяться силой.

Это был германец. Сильный и ловкий воин, отличающийся излишней жестокостью и свирепым нравом в бою. В своей родословной он восходил к викингам. Отличительной его особенностью было то, что за свои 27 лет он не проиграл ни одной схватки и по праву считался лучшим в своем отряде бойцом на мечах. Частенько он вызывал кого-нибудь на поединок, а потом издевался над ним в ходе боя. Его считали непобедимым. Между рыцарями ходили слухи, что он имеет охранный амулет, спасающий его от вражеских ударов.

Проходя мимо, он задел меня щитом с такой силой, что из моих рук выпала книга, повествующая о пути нашего Спасителя, и даже не соизволил извиниться. Я потребовал от него то, что он должен был бы сделать без напоминания. В ответ же услышал грубую брань и оскорбления, смысл которых сводился к тому, что настоящий мужчина не видит под ногами слабых неоперившихся юнцов, а извиняться - это удел тех, кто боится соперника. Подавив в себе желание выхватить меч, я потребовал поединка. Он согласился, с одним лишь условием - смерть побежденному, при этом он смотрел на меня с насмешкой и презрением, ожидая, что я откажусь от схватки. Услышавшие спор рыцари нашего и его отрядов собрались вокруг. Смысла оттягивать не было, я согласился с его условием. Поединок решили назначить на вечер этого же дня.

Толпа собралась огромная. Все свободные от дозоров и службы пришли на зрелище. Германец слыл очень опытным воином, поэтому многие жалели меня за то, что я согласился биться на его условиях. Кардинал пожаловал лично, с требованием провести поединок без кровопролития. Мы отказались. Тогда он сказал, что вверяет наши судьбы Богу, и пусть победа придет к тому, кто более верен Господу нашему. В дополнение он произнес несколько длинноватую проповедь на эту тему и, поудобнее усевшись, дал знак к началу поединка.

Мы единогласно выбрали мечи. Но мой уступал по размерам, на две ладони в длину и несколько дюймов в ширину. Зато у моего меча была ложбинка выбранного металла для облегчения веса, и я надеялся на то, что тяжелое оружие быстро утомит противника. Хотя он довольно легко описывал им сложнейшие фигуры. С молитвой на устах во славу Господа мы приступили к поединку.

Бой на мечах - это набор рубящих ударов, которые необходимо парировать щитом или мечом, а также попытки ухода от них. При этом, защищаясь или уходя от удара, необходимо и самому наносить удары, не забывая про оборону. Долго биться невозможно, так как силы человека не беспредельны, и побеждает тот, кто сумеет дольше их сохранить. Мне показалось, что наш бой длился вечность. Соленый пот заливал глаза. Германец, заметив, что я начинаю терять силы, отбросил щит и, перехватив меч двумя руками, пошел в наступление. Жить мне оставалось несколько мгновений, и это я увидел ясно, когда он начал наносить удар, а я не успевал его отбить мечом, ни даже просто подставить щит.

Время замерло. Все застыло в неподвижности. Перед глазами понеслись прожитые дни, но я усилием воли отогнал их и сосредоточился на враге. Смотря на замершего врага с поднятым в ударе мечом, я думал о его слабом месте, когда увидел развязавшийся ремешок на латах, щель в доспехах и голос свыше: "Коли, а не руби!" Я отодвинулся в сторону - все пришло в движение: германец, изумленный тем, что промахнулся при верном ударе, моя рука, с силой втыкающая меч в открытый бок противника. Мое оружие легко и без усилий вошло в щель меж его доспехов, а щит разлетелся на две части от сильнейшего удара.

Никто не понял того, что произошло. Почему я остался без щита и меча, но на ногах, а мой враг растянулся во весь рост, как будто внезапно споткнувшись. Только потом они заметили мое оружие в его теле. Тишина была долгой, а может, это мне так показалось. Молчание прервал кардинал, произнеся всего лишь одно слово "Амен".

Меня обнимали, поздравляли с победой, а я лишь возносил Господу благодарственную молитву. В этот момент я осознал, что мой долг отныне и до конца жизни состоит в бескорыстном служении Ему, тому, кто в трагический для меня миг явил настоящее чудо. Оставалось понять чем, а главное - как я могу быть полезен Творцу.

Снова была долгая беседа с братом, где он в начале ругал меня за этот поединок, за то, что я был слеп в своей гордыне, затем, после моего рассказа о поединке, мы вместе долго молились Господу, даровавшему мне шанс для служения Ему. Далее был длинный разговор, по окончании которого я понял, что мне еще многое и многое предстоит узнать и осознать. Путь познания тяжел, и его нельзя искусственно ускорить, так как для любого нового знания необходим основательный фундамент предыдущего. И человек, пытающийся охватить все сразу, обречен на неудачу из-за масштабности стоящих перед ним проблем. Также нельзя понять свое предназначение, если недостаточен багаж знаний, ибо он помогает ищущему ориентироваться в мире нового и непознанного.

А поход меж тем приближался к своему логическому завершению. Стены Константинополя манили алчущих золота и скорого возвращения домой все сильнее и сильнее. Лошади рвались вперед, понимая, что после этой последней остановки будет долгий и приятный путь домой. Ведь два с лишним года - это большой срок. Нападения местных жителей приняли настойчивый характер. Каждое лье пути приходилось проходить с боем. Все больше возрастала плата за желание быть победителями. О походе к Иерусалиму уже не могло быть и речи. Слишком велика была цена.

Но все имеет свое начало и конец. Настал тот сладостный день, когда, опьянев от победы, мы взяли город вероотступников. Долгое и изматывающее путешествие было завершено. Начался победный пир во славу сильной и великой армии крестоносцев. Разграбленный город и ощущение эйфории. Раздавались голоса желающих идти в Иерусалим, но было гораздо больше тех, кто желал вернуться на родину, к родным очагам.

Кто-то нашел богатство и чины, кто-то любимую девушку из местного народа, кто-то смерть и успокоение, а я нашел осознание того, что Христос на самом деле принес на землю не мир и любовь, а войну. Он произвел деление человечества на тех, кто с ним, и тех, кто против него, положив тем самым начало войне за предел сферы влияния на души Людей. Эта борьба началась сразу после его распятия - между апостолами. Она шла и будет идти еще долгие века - пока человечество не поймет одной простой истины, что Бог, на самом деле, не где-то в необозримой дали, а внутри каждого из нас. Мы все его часть. Тогда, может быть, война и затихнет. Ибо нельзя воевать со своей плотью. Нельзя, чтобы один палец воевал с другим. Все мы должны подчиняться единой воле Создателя, не допуская мысли, что кто-то из нас выше либо достойнее. Мы все равны перед ним, не взирая на цвет кожи, или принятое вероисповедование. Создатель един, и мы его составная часть. Поэтому каждый должен определиться со своим предназначением в жизни, чтобы принести пользу Господу нашему.

Выбор пути

Практически всю дорогу домой я провел в кибитке, сказалась рана, полученная буквально в последний день перед выходом домой. Стрела была пущена издалека, но, повинуясь слепому случаю, она нашла щель в доспехах и ударила меня в плечо. Рана была неглубокая, однако воспалилась, и я слег.

Савл приказал везти меня в тарантасе, и дорога показалась бы мне скучной, если бы не мои любимые книги, которые я читал, едва у меня выдавалась свободная от боли минута. В других случаях книгу читал мой оруженосец, которого я специально выучил читать.

А Библия продолжала преподносить мне сюрпризы и неожиданности, порой такие, что я начинал задумываться о том, зачем она была все-таки написана, для каких целей? Весь Ветхий Завет предстал передо мной нескончаемой чередой зла, зависти и ненависти. Откровением было понимание того, что, согласно текста, Господь любит только тех, кто предан ему безоговорочно и готов ради этого на любое преступление, даже на убийство своего долгожданного сына. При этом слепая вера в Бога ставится гораздо выше праведности и других добродетелей. Почему человек, несколько раз отдавший свою жену другим людям в жены под видом сестры, так как боялся быть убитым, взявший за это деньги, а затем берущий деньги, когда ему возвращают жену обратно - главный советчик и любимчик своего Бога? Что может он насоветовать? Чему шакал может научить льва?!

Вновь и вновь перед моим разумом вставал вопрос о слепом повиновении, которому посвящена добрая половина Книги. Этот вопрос буквально сводил меня с ума. Но самая крамольная мысль возникла у меня позже. Она долго вызревала, прежде чем выплеснуться наружу. А когда случайно появилась в моем разуме, то я после этого долго молился и просил Бога простить мне такое своемыслие. "Богом ли истинным был Иегова - не был ли он сатаной в божественном обличье, ибо поступки его непоследовательны, а сам он предстает по тексту злопамятным, непредсказуемым и вспыльчивым, постоянно стремящимся показать свое превосходство над другими Богами?" Потрясенный этой мыслью, я едва смог дотерпеть до привала и тотчас послал за Савлом, который все-таки являлся не только моим братом, но и духовником. Исповедь моя была горячей и многословной. Слезы текли из моих глаз от осознания того греха, который я совершил в размышлениях моих. Картины о каре небесной за совершенное преступление стояли перед глазами. Когда я наконец выговорился, аббат Савл смотрел на меня с пониманием и жалостью, а влага, скопившаяся в углах его глаз, свидетельствовала об участии и боли за меня.

- Твои мысли, брат мой Толено, говорят о том, что сознание твое неуклонно возрастает, его уровень вырос, и довольно сильно. Правда, не все мысли отличаются полноправной зрелостью, но это тоже дело наживное. Для этого тебе еще многое придется переосмыслить. Все, что ты надумал сейчас, будет посещать твою голову еще не раз, ибо процесс познания долог и многотруден. Еще не раз, и еще более крамольные мысли посетят твой разум, но при этом тебе надо помнить одно, что святые книги писали не Боги, а люди, перенося в них свои мысли и переживания, наделяя Бога своими человеческими качествами. Порой эти писатели были страшно далеко от истинного понимания того, о чем писали. Вследствие этого и возникают различные казусы, которые можно заметить при вдумчивом прочтении этих книг. Еще одна причина появления ошибок, казусов и разночтений - это многоуважаемые переписчики и переводчики книг. Все эти ошибки усеивают тексты, что приводит к тому, что первоначальный смысл Писания утерян для большинства читателей, и, может быть, безвозвратно.

- Твои слова, брат мой, внушают мне надежду, что утраченный смысл Книги может быть восстановлен. Это так?

- Да, на земле есть люди, которые хранят истинные знания и передают их, но вернемся к ошибкам смысла, которые наслоились в Книге. Добавочно отцы церкви не раз и не два переписывали святое писание со своими поправками, особенно если они были уверены, что выиграют от этого.

- Но ведь это святотатство по отношению к Богу и обман простых людей?

- Простых ли? Много ли, ты, братец, знаешь простых людей, обученных грамоте? Да и не все рыцари понимают чтение, я уже не говорю про письмо. А потом, с точки зрения святых отцов, все, что направлено на благо церкви - это хорошо. А то, что при этом искажается истинная роль Творца, их не волнует, ибо вся вера их построена на догматизме, без права на размышления и на неприятии нового. А что есть Библия дохристианского периода? Это книга, авторство которой вполне возможно приписать Сатане, так как любой мало-мальски умеющий думать человек разочаруется в том Боге, который отображен там. И мысль о безоговорочной вере в него кажется невероятной. Недаром и Иисус выступил против такой догматической веры, сказав о том, что он прислан разрушить этот храм язычества и принести истинную веру. Веру - опорой которой должно стать понимание тех великих целей, что стоят перед людьми сейчас. Он призвал отказаться от старого рабского повиновения Богу Иудеев, Богу, по сравнению с которым даже сатана выглядит добрым. Вот именно за это служители черных сил, которыми к тому времени уже стали служители культа Иеговы, казнили посланца Творца. Никто не должен был догадаться, что они продались, и за гораздо меньшую сумму, чем тридцать серебренников.

- Но как возможно служителю Бога стать прислужником дьявола, неужели Господь не видит такого черного предательства?

- Просто истинному Творцу нет дела до тех, кто готов к раболепию и повиновению - ему необходимы те, кто готов к пониманию и творчеству, к доброте душевной и любви. Ему необходимы в первую очередь те, кто готов отказаться от мирского блага во имя блага духовного. Неужели ты думаешь, что наши кардиналы и епископы святые в своей жизни? Большая половина из них озабоченна только борьбой за власть земную и содержанием своих сокровищниц, которые они постоянно пытаются приумножить, все больше увязая в ловушках, расставленных черными силами.

- Подожди, брат, но то, что ты говоришь, еще более крамольно, чем мои грешные мысли. Так недалеко до момента, когда ты скажешь, что и наша церковь объята сатаной и влачит свое существование под его черным крылом?

- Я только сказал то, что сказал, Толено. Имеющий мозги человека разумного, а не осла, сам сможет осознать, что творится в этом запутанном мире. А что карается тебя, брат, то я был бы рад, если бы ты выбрал путь служения Господу нашему единому, и буду ожидать твоего решения в моем аббатстве. Не советую более ни с кем, даже с самим собой вслух разговаривать на эту тему, так как вокруг творится такое, что и за меньшее возможно сгореть на костре.

- Но ты же мой брат?!

- Да, Толено, поэтому и предостерегаю! И еще, вчера прибыл посланник из Рима. Мне предписывается явиться к священному престолу, и немедленно. Причина этого не ясна, но указания свыше требуют своего исполнения. Отряд сопроводит тебя до нашего родового замка. И, брат, когда поправишься, навести баронессу.

Мы еще немного поговорили, и брат ушел готовиться к отъезду. После его ухода я откинулся на походной кровати и вспомнил детство. Хотя вспоминать особенно было нечего. Моего брата с девяти лет забрали в монастырь, хотя, по праву первородства, такого быть не должно. Но архиепископ настоял, и отцу пришлось согласиться, ибо в противном случае у него могли отобрать ленную грамоту на управление провинцией. Затем, после смерти жены, наш отец женился вторично, и от этого брака родился я. Более десяти лет разницы сильно разделили нас. Мое понимание того, что у меня есть брат, заключалось в коротких встречах, когда он приезжал домой, либо в монастыре, куда меня брал с собой отец, проведывая своего старшего сына. И всегда меня поражала его строгость и подтянутость, а также затаенная печаль в его не по годам умных глазах. У него не было детства и юности, а было только служение Богу.

На следующий день он уехал, а для меня потянулись тоскливые дни ожидания, пока впереди не засверкали башни моего замка. Он медленно рос впереди, пока не заслонил собой все окружающее пространство по мере нашего приближения к нему. На последнем привале я надел доспехи, не обращая внимания на мольбы лекаря, и теперь подъезжал к нашему родовому гнезду верхом на своем коне, уставшем от долгого безделья. Мой верный друг так рвался пуститься в галоп, что мне приходилось его сдерживать - он тоже узнал родные стены, где прошло его детство, и он осознал себя рыцарским конем.

Караульные узнали меня со стены, и мост был практически мгновенно опущен. Возвращение домой состоялось. Далее - объятия матери и радостные хлопоты по случаю моего счастливого возвращения. Вечером же состоялся пир в честь приезда моего, где я наконец осознал окончание войны; настало время долгого отдыха.

На следующий день, в беседе с матушкой, я решил узнать о семье барона, о том, как они перенесли тяжелую утрату. То, что рассказала мне мать, было настолько ужасным и безобразным, что не могло уместиться в рассудке. Я был потрясен. Моя вера в несправедливость окружающего мира еще более утвердилась, переходя из разряда догадки в стойкое убеждение. Но обо всем по порядку.

Количество зажиточных дворян, имеющих в ленном правлении богатые провинции, достаточно мало. Поэтому большинство из них мечтает поправить свое финансовое положение за счет удачной женитьбы. Но богатых невест и вдов очень мало. Теперь рассмотрим ситуацию семьи барона: муж погиб где-то в Азии. Единственный кандидат на руку и сердце дочери еще не успел вернуться из похода, а, следовательно, тоже не конкурент. То есть, после известия о трагической гибели барона, к замку, как пчелы на мед, стали собираться любители быстрого и легкого обогащения, рассчитывающие стать мужей либо вдовы, либо ее дочери, при этом последнее для них было предпочтительнее. О согласии самих невест, понятное дело, никто не спрашивал, как-то об этом не догадались подумать. Все понимали только одно, что без сильного хозяина провинция обречена на разорение, так как каждый из соседей будет желать оттяпать кусочек себе. Новость о том, что поход завершен, только подлила масла в огонь и подогрела ажиотаж. Сказалось опасение, что возвратившиеся с войны родственники приберут провинцию к рукам, тем более, что именно я имел честь быть обрученным с Элизабет.

Но король превзошел всех в своей расторопности и хитрой сноровке. Провинция была пожалована одному из его вельмож, на основании одного из старых законов, гласивших, что провинция оставшаяся без управителя, переходит к синьору, отдавшему ее в инвеституру (ленное управление), которым сейчас и являлся король. Отсутствие наследников по мужской линии было серьезным упущением барона. Новоиспеченный хозяин снарядил отряд и, в течение нескольких дней, взял крепость штурмом, а хозяек поспешил отдать в руки инквизиторам, на основании того, что, когда отряд ворвался в покои, они стояли, сжимая в руках колдовские предметы и выкрикивая заклинания. Следовательно, они являлись пособниками дьявола. Ересь конечно, но через неделю пребывания в застенках инквизиции мать подписала признание о том, что она ведьма, что она занималась колдовством против короля и Франции, и, что она зачала дочь от демонов, а не от мужа. Итог печален - их сожгли.

Такая тяжелая новость окончательно сломила мой неокрепший после ранения организм, и я слег с лихорадкой. Мне не хотелось жить, я не мог себе представить свое существование без прекрасной дамы моего сердца, ради которой был готов на любые жертвы. Теперь, оставшись один, я понял, как сильна была моя любовь к ней, ибо воистину говорят, что потерянное ценят гораздо сильнее.

В краткие моменты моего просветления и в бреду передо мной стояло лицо моей прекрасной любимой кузины с ее небесными глазами. Она молила меня прийти, чтобы спасти из того огненного ада, в который она была отправлена живой. В моих видениях она ужасно кричала и рыдала, укоряя меня в том, что я оставил ее на произвол судьбы, отправляясь ради призрачной славы в далекий поход. Ее боль была ужасна, и она передавалась мне, усиливая мучения. Я чувствовал ее боль как свою. Моя кожа трескалась и обугливалась от жара костра, где мы стояли, прижавшись, друг к другу; она прижималась ко мне, а я пытался голыми руками разорвать раскаленные цепи. Дыхание забивалось смрадным дымом от сгорающей кожи и волос.

Это продолжалось вечность. Я входил и входил в костер к моей любимой, моля Господа соединить меня с госпожой моего сердца. Люди, стоящие вокруг и подбрасывающие поленья в огонь, смеялись злобно и истерично. Лица их были как маски, а сами они похожи на истуканов, но только один из них подошел ко мне с предложением помощи.

- Если ты заметил, - начал он свою речь, никто, даже твой Бог, не в силах спасти твою возлюбленную. Ибо существует парадокс времени, ничего нельзя повернуть вспять, если событие произошло. Твой бог не сможет помочь тебе воссоединиться с твоей любовью. Но я знаю, как обойти этот парадокс и могу помочь сделать так, чтобы ты раньше приехал домой и смог помешать захвату крепости, а, следовательно, жениться на Элизабет. Только от твоего согласия зависит моя помощь.

- Что ты хочешь за это? - даже в этом состоянии я понял, что предо мной представитель дьявола, а может и он сам, собственной персоной.

- Сущий пустяк. Я меняю одну жизнь на другую. Жизнь и счастье долгой совместной жизни с любимой на жизнь другого человека.

- Соглашайся, - молила Элизабет.

- Соглашайся, - кричали окружающие, и я начал колебаться. Ведь что есть жизнь какого-то человека по сравнению с жизнью любимой, по сравнению с будущим счастьем.

- Я жду решения твоего, - промолвил помогающий с улыбкой.

Я стоял среди огня, мое сердце пылало, сгорая от любви, но в рассудке появилась мысль, пробившаяся сквозь пелену мечтаний о несбывшемся, но желанном будущем. Она отрезвила меня, показав, как низко я могу пасть, если соглашусь на сделку. Ведь человек, ради которого сатана готов отдать мою любовь, неугоден темным силам, и наверняка он принесет им вред во имя процветания света и добра. И сильно ли буду я отличаться от сатаны, если соглашусь на сделку при таких условиях. Кем буду я, навеки запятнав свою совесть грехом, по сравнению с которым Иудино предательство, или поступок Каина просто детские шалости? А вокруг все стихло, и я заметил, что все смотрят на меня с ужасом. Огонь больше не причинял мне вреда и боли, я увидел, что в костре не моя любимая, а какая-то карикатурная фигура. Все стало маленьким и смешным. Мой смех был ответом на их пожелание, ибо нельзя ради своих корыстных целей идти на сделки с силами тьмы и своей совестью. Это есть самое страшное преступление, так как от себя уйти нельзя, и нет ничего ужаснее для человека, чем жить с камнем в своей душе.

Стало легко, ушла боль, и я пришел в себя. Но попытки пошевелиться отозвались новой болью, и, взглянув на свое тело, я понял, в чем дело. Вся моя кожа была покрыта волдырями, как после ожогов, кровоточивших от малейшего шевеления. Стоявший у моей кровати ангел печально смотрел на меня, а затем протянул воду в небольшой глиняной плошке и сказал несколько фраз, которые навсегда врезались в мою память.

- Твоя печаль и горе тронули сердце самого Творца. Дьявол, из твоего видения, был прав, когда говорил, что прошлое нельзя, а главное - невозможно изменить. Нельзя вернуть тех, кто ушел, ибо у каждого на Земле своя задача, для выполнения которой люди и живут. И если кто-то уходит, значит, его время пришло. Но не стоит жить прошедшим, хотя надо учиться извлекать из него опыт для дальнейшей жизни. За короткую свою жизнь ты смог постичь многое из того, для чего другим необходимы десятилетия размышлений. И, хотя время для единения твоего разума и чувств с Душой еще не пришло, Творец предлагает тебе, Толено, стать воином войска Господа нашего, Воином Света. Твой Дар видения людей поможет тебе на этом нелегком пути. Твое назначение - инквизитор, ты должен стать тем, кто будет разыскивать служителей тьмы, проводить над ними дознание, чтобы их вина была показана людям, и обвинять их в грехах. Это вечная борьба. Борьба, в которой не будет передышки и привалов, а также отступления назад. Рыцаря скачущего кота отныне нет, а есть воин Света Божественного, который должен стремиться к победе сил созидания и стать рыцарем Света. Твой брат, аббат Савл станет твоим наставником на этом нелегком пути.

- Но как же...

- Я понял, о ком твои волнения. Ее Душа находится в покое, так же как и Душа ее матери. Невинно пострадавшие, они получили свою благодать. А к тебе, в твоих видениях, являлись не их души, а дьявольские создания тьмы, которым было необходимо вовлечь тебя в их грязную игру. Теперь спи и набирайся сил, чтобы быстрее стать готовым к тому, для чего твое предназначение.

Далее все подернулось зыбкой пеленой, а когда я вновь проснулся, возле меня были мои близкие люди: матушка и Савл. Их радости от моего пробуждения не было предела, а меня очень удивило одно - на столе стояла неказистая глиняная плошка, из которой ангел предложил мне напиться. Значит то, что я видел, было вовсе не сном, приснившимся под действием лихорадки.

Вот так размышления в походе, возвращение домой и страшные известия стали тем переломным моментом, благодаря которому я многое осознал о своем предназначении, ради которого был рожден на Земле. Только осмыслив многое, я смог правильно выбрать свой путь - единственно верный путь. Это дело служения Господу нашему, на благо борьбы Света с Тьмой, за развитие человечества. Это и есть главная задача каждого, осознавшего свое божественное предназначение. И каждому отведено свое место, где и надо работать, не щадя своих сил.

Начало войны

Много времени прошло после моего возвращения в родной дом. Но все с такой же силой мучил меня вопрос о том, как вести борьбу с силами тьмы, которые окутали нашу Землю паутиной, сплетенной из злобы, зависти и коварства. Я стал заниматься теологией, благо свободного времени было предостаточно. Большинство трудов, прочитанных мною за это время, не тронуло моих внутренних струн души, но некоторые оставили неизгладимое впечатление от своей простой логики. Мир, окружавший меня, стал превращаться, в моем понимании, в арену нескончаемой битвы сил Света и Тьмы. И, как панацея, предлагался простой и лаконичный способ борьбы за уничтожение сил Зла. Особенно это убеждение укрепилось после прочтения "Сентенций" отца Петра из Ломбардии.

Мой брат, с которым мы вели бесконечные беседы, одобрял мое желание вести борьбу за дело Творца нашего единого, но указывал на необходимость моего служения не в духовном сане, но в мирском, ибо я оставался единственным наследником по мужской линии. Однако, на тот период времени, мне уже были не в радость наслаждения других рыцарей. Доспехи и вооружение пылились, а единственным врагом, с которым я вел бесконечную борьбу, была моя неграмотность. Я поглощал знания, как изголодавшийся путник еду. Вскоре мне было мало и этого. Я понял, что управлять нашими землями сможет и назначенный управитель, а сам, с благословления Творца нашего и моего брата, ушел в монастырь, чтобы там, в уединении, прийти к мысли о своей дальнейшей судьбе и пути, мне уготованном.

Мысль о том, что необходимо собрать единомышленников для борьбы с силами тьмы пришла как озарение, как светлый луч во мраке. Мы долго думали над этим, и как помощь нам была встреча со многими, которые потянулись в нашу обитель. Тогда и был создан наш орден, основная цель которого состоит в том, чтобы противопоставить силам тьмы нашу борьбу. В этом мне помог Дар, переданный мне от посланника небесного. Видеть людей, которые могут быть с тобой, могут принести пользу эволюции сознания людей, это есть настоящий подарок для Воина Света. Битва, которую мы ведем с той поры, подразделяется на несколько направлений.

Основная задача была определена как борьба с силами тьмы. Здесь главным вопросом можно выделить поиск прислужников тьмы, затем попытка обращения их к истинной вере в Создателя, а если уже и это не получается, то уничтожение. И это все было вызвано суровой необходимостью, ввиду того, что если слуги сил тьмы вырывались на свободу, то они становились сильнее многократно и приносили вреда больше. Опыт, который вырабатывался в этой борьбе, к сожалению, помогал в равной степени обеим сторонам конфликта.

Следующая по важности задача - поиск тех, кто сможет работать вместе с нами. Найти этих людей - довольно трудоемкая задача. Плюс к этому, здесь возникает вопрос их обучения в том направлении, которое будет полезно нашему нелегкому делу борьбы. Потому что, если мы не найдем человека, то его могут привлечь на свою сторону силы Зла. А арсенал средств, которыми они завлекают в свои сети, весьма разнообразен и строится на использовании зависимости людей от материальных благ. Человеку трудно понять, что каждый раз, когда он идет на уступки своим низменным потребностям в угоду сиюминутным желаниям, он дает возможность силам Тьмы использовать его в своих целях. При этом все преподносится так, что человеку кажется, что его действия направлены на благо. Только позднее он понимает, что попал в зависимость от Зла, но он уже не имеет возможности ни в полной мере осознать происходящее, ни вырваться из рабства.

Но выполнение этих задач невозможно без определения стратегии и тактики борьбы, обоснования способов и методов. А дополнительно необходима высокая степень секретности, чтобы меньше знаний просачивалось наружу и могло уйти к служителям Тьмы. Очень важная роль отводится этому направлению борьбы. Люди должны знать весь арсенал средств Зла, для того, чтобы иметь возможность осмыслить все и прийти к решению, которое покажет, на чьей они стороне. Нам нужны только те, кто добровольно выберет Свет.

Исходя из вышеперечисленного, и родился наш Орден Воинов Света. Мы не стали создавать его в открытой форме. Нам нечего декларировать для мира, кроме как вести борьбу - видимую и невидимую. Наши люди находятся во всех орденах и конфессиях церкви. Благодаря этому мы более независимы и имеем возможность проводить решения во всем мире. Например, мы организовали полемику по вопросу построения мира, что привело к расширению сознания не только священнослужителей, но и обычных людей. Пусть еще не смогли донести до их сознания истинную картину строения, но ведь работа нами не закончена и будет иметь продолжение до тех пор, пока Свет будет помогать нам в этом. Удалось сковать рамками неуправляемый в начале процесс инквизиции и превратить его из механизма служения отдельным частным интересам в орудие борьбы с черными силами Зла.

У нас нет главного, а есть совет двенадцати избранных, молениями своими призывающими посланника Творца. Благодаря этому нет самой возможности использования низменного желания человека стать над другими. Моление подразделяется на три этапа. Первый - это подготовительная часть, когда каждый должен отрешиться от всех насущных дел и стать тем, кем ему предначертано - проводником Света, через который будет проявлена Воля Творца. Второй частью является само моление. Избранные рассаживаются в круг на равном расстоянии друг от друга. Все они подготовлены к предстоящему, ибо если хоть один из них не будет готов, то ничего не получится. В ходе молитвы духовное единение их усиливается и появляется возможность встречи с посланцем Создателя, который, услышав призыв, приходит вместе со Светом и становится явным на Щите истины, дарованным нам Творцом для этой цели. Свет знания распределяется в каждом, в зависимости от готовности принятия Воли Божественной. И третья часть заключается в осознании нами того знания, что было получено в процессе моления.

Сам круг выбран исходя из того, что Божественный Свет, приходя от Создателя, закручивается в жгут, ударяясь об Щит Истины и начинает кружиться сквозь сидящих, пока полностью не поглотится в сознаниях их. Процесс этот в зависимости от ценности знаний передаваемых может быть продолжительным, либо кратким. Расстояние от центра круга до сидящих выбирается исходя из количества избранных, чтобы ни одна частица знаний не пропала впустую.

Первая ведьма

После окончания моего обучения принял я должность посланника церкви, или инквизитора, в этой провинции. Самым главным, в чем заключалась моя работа, я всегда считал нахождение истинных служителей Тьмы, а не банальные сведения счетов между людьми. Борьба моя не могла быть полной, если бы окружающие люди не видели всего полностью. Необходим был наглядный пример. А за этим дело не стояло. Колдунов и ведьм, пользующих силы Тьмы, всегда хватало, нужно было только научиться отличать тех, кто занимался лечением из добрых побуждений, не привлекая враждебных Свету сил, от тех, кто использовал свой Дар на потребу себе и своим прихотям.

Когда мне поступил навет на одну крестьянку, то я был поражен тем, с какой грациозностью она владела Даром излечения. Если бы она пришла в одну из женских обителей, то люди бы вымостили широкую дорогу только для того, чтобы иметь возможность видеться с ней. Это была ангелица. Однако дьявольские силы Зла совратили ее с пути истины - она захотела уметь многое, не прикладывая ума и терпения. Она стала проводником силы Тьмы, воя провинция погрузилась в бездну нечестивых занятий. Люди, ею излеченные, забрасывали богоугодные дела и проводили время в служении своим интересам. Повысился уровень убийств и преступлений.

Я решил познакомиться с. ней, чтобы попытаться открыть ее глаза на зло, ею творимое. Она буквально очаровала меня своей непосредственностью и красотой. Ее тихий голос свел меня с ума, напомнив о потере, которая была мною испытана совсем неравно. Она ужаснулась тому, что я рассказал о пути служения Злу, ею избранном. А когда мы занимались Богословием, ее лицо озарялось внутренним светом. Долгими вечерами мы сидели с ней за беседами, в то время как невидимые щупальца врага окутывали меня, пытаясь разыскать слабое место для проникновения вовнутрь моего сознания.

Озарение пришло внезапно. Вместе с болью от обмана. Я вдруг увидел ее в истинном обличье. Высохшая от служения Тьме, она была страшна, как смерть, а то, что воспринималось мной как внутренний свет, на самок деле оказалось отсветом того пламени, что ожидал ее заблудшую Душу. С этой поры во мне открылся в полной мере Дар видения людей в их настоящем, а не наведенном виде. Боль, пронизавшая меня, была сильна, потому что в моем сердце поселилась любовь к этой демонице. Любовь, спасшая ей жизнь, так как я не смог отдать приказ о сжигании, и она, воспользовавшись этим, сбежала из- под стражи.

Этот случай в полной мере продемонстрировал мне, что силы Зла готовы идти на любой обман для достижения своих целей. Если бы не сила истины, открывшая мне глаза, они бы могли заполучить и мою Душу. При этом не надо обманываться на счет того, что пройдя такое искушение, можно спать спокойно. Испытания, которым Тьма подвергает людей на пути их совершенствования, многолики, а способы и методы их множатся и становятся все более хитроумными.

Любила ли она меня? Не знаю. Но ведомо мне только то, что она не попыталась меня уничтожить, хотя это было в ее власти. Даже более того, благодаря ей я остался жив при встрече с более могущественным противником. Эта старая колдунья давно жила тихо и ничем особенным не выделялась. Большинство людей и не подозревали об ее существовании. Но именно у нее Анна нашла себе приют, сбежав от стражи.

Дом старухи располагался в чащобе древнего леса. Когда наш отряд окружил усадьбу плотным кольцом, что даже мышке невозможно было бы прорваться, то колдунья вышла, чтобы уничтожить всех. Сила, прорвавшаяся через нее, была подобна урагану. Людей сметало с ног. А за старой ведьмой стояла та, кого я любил. И в ее глазах блестели слезы, катившиеся по щекам. Старуха кричала ей, чтобы Анна помогла, но она стояла как в забытьи, а потом и вовсе ушла прочь, на прощание перекрыв вихрь, связывающий ведьму с силой Зла. Мои возможности к этому моменту были минимальны, а следовательно, если бы не помощь, то мы, весь наш отряд, могли бы остаться в чащобе.

Колдунья свалилась без сил, и мы смогли, собравшись вместе, схватить ее. Но продолжать погоню я не стал, так как не смог преодолеть своей слабости. К вечеру этого дня ведьма пришла в себя и показала нам всю свою силу. Но к этому моменту я уже был готов ко всему, поэтому, начав моление, смог пересилить ее. Все это произошло на духовном уровне, и понадобилось очень много времени, чтобы истощить ее тело. Только тогда она сдалась, а я смог вздохнуть свободно. Но, несмотря на измождение тела, она и не думала раскаиваться в своей связи с темными силами, твердя, что придет время и она снова станет сильной и уничтожит нас всех. Тогда я пришел к следующему выводу, что ведьмы - и колдуны всегда имеют возможность стать проводниками силы Зла, поэтому при общении с ними надо быть осторожными и не затягивать процесса дознания.

* * *

Первый костер в этой провинции был жарким. Ведьма не хотела гореть, а я до последнего момента надеялся, что она переменит свои суждения и повернется лицом к Творцу нашему. Чуда не произошло, а я распрощался с иллюзией того, что человека, ставшего на путь служения Тьме, можно переубедить, особенно если этот человек стал рабом сил Зла давно. Но всю жизнь после этого я пытался найти Анну, чтобы попробовать переубедить именно ее. Я все-таки надеялся на то, что в ней осталось что-то светлое, а путь к Душе еще возможно открыть. К сожалению, она не смогла принять Создателя нашего, так как Тьма окутала ее так сильно, что силы, чтобы вырвать из этой паутины, просто не существует на сей день.

Однако я счастлив, что мне удалось многих спасти, как от костра, так и от самосуда людского. Несколько человек пришли к пониманию роли Творца в нашем мире, раскаялись в рабском служении Злу, и теперь стали на путь добровольного и безвозмездного служения Свету.

Колдун

Известие о том, что объявился колдун, настигло нас достаточно неожиданно. Отец Толено направил на его поимку отряд стражников, но они исчезли без известий. Тогда мы отправились в ту деревню со вторым отрядом. Всего было десять воинов с десятником во главе, Толено и я вместо секретаря.

Путешествие затянулось на два дня, хотя до деревни было около 20 лье пути. Но погода, как нарочно, проявила свой норов, и нам пришлось заночевать в придорожном трактире. Нам с учителем отвели одну большую комнату, где весело горели дрова в камине. Ужин подали в комнату, а после Толено продолжил занятия.

- Завтра, Александр, нас ожидает тяжелый день, и я хочу показать тебе несколько способов обороны от всяческих колдунов. Распознавать их ты уже умеешь, но бороться с ними очень тяжело, и я не удивлюсь, если выяснится, что сегодняшний ураган - это его рук дело. Теперь слушай и запоминай.

Я уселся, ожидая продолжения. Учитель был очень серьезен.

- Первым делом необходимо умение концентрации, но она не должна быть навязчивой. Ты просто должен быть уверен в своих действиях, в том, что у тебя всё получится, и не будет никаких проблем. Показываю первое упражнение.

Толено встал напротив меня, вытянул руки перед собой, ладонями друг к другу. Мгновенье - и между ладонями засеребрился небольшой шар. Учитель поднял его над головой и легким движением рук бросил в угол. Беззвучная вспышка ослепила меня. Вид у меня, должно быть, был потешным, так как Толено улыбнулся, но через миг его лицо вновь стало серьезным.

- Самое главное здесь - представить себе, как шар, который ты держишь меж ладоней, наполняется твоей жизненной энергией, а после, почувствовав тяжесть, просто бросаешь шар во врага. Попробуй, а я тебе немного помогу.

Приняв исходную позу и еще не успев ни о чем подумать, я уже увидел, как между моих ладоней возник малюсенький шарик. И тут же холод в ладонях, и чувство, что из меня что-то уходит. Голова закружилась, воздуха не хватало, а шар начал расти, урча, как медвежонок. Учитель что-то говорил, но я его не слышал. Весь мир для меня сузился до размеров сферы, гудящей предо мной. Я видел себя стоящим, но со стороны. Колени у меня стали подгибаться, и я смотрел, как я падаю на пол, со счастливой улыбкой на лице, а сверху, выпав из моих рук, падает шар и медленно входит в меня. И туман...

В глазах появился свет, а затем и серьезное лицо Толено. Он смотрел на меня с укоризной, но не зло, а с пониманием.

- Шар, когда его сделаешь, надо бросать, и желательно во врага.

- Что это было?

- Ты вложил в шар слишком много своей жизненной силы и потерял сознание. Это бывает, пока не научишься дозировать количество жизненной энергии.

- Но я видел себя со стороны...

- Это просто твоя Душа покидала тело, когда в нем оставалось мало силы. Но, к счастью, я был рядом. А теперь пробуй еще раз.

Со второй попытки все прошло более спокойно, если не считать того, что я бросил шар раньше времени, и он получился слишком маленьким. Но Толено был доволен. Затем он показал упражнение защиты. Для этого он попросил меня метнуть в него шар, а сам встал передо мной, выставив впереди руки, полусогнутые в локтях, ладонями ко мне. После моего броска он резко очертил ладонями круг перед собой, и шар взорвался перед ним, не причинив ему вреда.

Затем он показал мне еще несколько упражнений, таких как “сеть”, “секира” и “защита огнем”.

В этих упражнениях мы провели весь вечер, а потом, после молитвы, предались сну. Самое интересное, что мне ничего не снилось.

К деревне колдуна мы, как и планировали, подъехали к полудню. Солнце ярко светило с осеннего неба, на котором грозно зависла тяжелая грозовая туча. Цвет ее был темнее свинца. Но главное заключалось в том, что стражники тучи не видели, а громко рассуждали о безоблачном небе.

Цель нашего путешествия, небольшая бревенчатая избушка, выросла внезапно. У коновязи стояли стреноженные кони наших ратников. Самих воинов видно не было. По взгляду десятника стражники спешились и окружили дом.

Дверь отворилась, и оттуда вышел добротно одетый крестьянин и посмотрел на нас с ненавистью. Я взглянул на него пристально, желая увидеть его настоящее лицо, но оно не изменилось. Только глаза приобрели желтовато-зеленый оттенок. Колдун стоял, прислонясь к двери, и смотрел на Толено и меня. Стражников он игнорировал.

Десятник махнул ладонью, и воины устремились к мужчине. Он усмехнулся, сказал что-то нараспев, и два ратника упали в корчах. Учитель махнул правой рукой, и на колдуна наделась серебристая сеть, тот захрипел, но из черного облака сорвалась темно-малиновая молния и, пробив сеть, вошла в колдуна. Этого оказалось ему достаточно для того, чтобы выпустить в нас с Толено сотни красных стрел. Мы выполнили упражнение защиты, и я бросил в колдуна шар, но тот даже не обратил на него внимания, так как Толено нараспев начал процедуру экзорцизма. Он стоял под градом красных стрел и творил молитву.

Колдун немного увеличился в размерах, а между ним и облаком возник смерч, по которому в колдуна струилась жизненная сила. Так как мои шары на колдуна не действовали, я стал ставить защиту перед учителем, побледневшим, но продолжавшим чтение молитв.

Стражники смотрели на этот поединок, замерев кто где, понимая, что от него зависит и их жизнь тоже. Один из них попытался выстрелить в колдуна, но тот заметил, и стражник упал замертво.

- Уничтожь смерч, - прохрипел Толено. Я сосредоточился и бросил громадный шар в смерч, а затем выполнил упражнение “секира”. Вихрь на секунду рассыпался, и этого хватило, чтобы учитель простер перед собой руки и свалил колдуна с ног сильным заклинанием. Одновременно он проделал несколько пассов, послав мощный заряд в виде фиолетового шара, окутавшего противника и не дающего смерчам добраться до своего слуги. Но и сам Толено, потеряв много сил, опустился на землю без сил. Затем и вовсе потерял сознание.

Стражники скрутили колдуна, спеленав его, как младенца, а я постарался поддержать учителя. Путь домой был трагичен. Молнии разрывали небо над нашими головами. Ливень был такой силы, что буквально сбивал с лошадей. В одежде больше не оставалось сухих нитей. Толено катастрофически терял силы, и перед замком у него началась лихорадка. В голову мне лезли разные мысли, в том числе и о предсказании ведьмы, сделанном ею перед смертью.

К ночи Толено стал совсем плох. Он не приходил в себя, находясь в беспамятстве, бормотал на незнакомом мне языке. Поэтому я отправил гонца к аббату Савлу с кратким описанием происшедшего, а сам продолжил ухаживать за учителем, который ненадолго пришел в себя лишь под утро.

- Колдуна сжечь, и чем быстрее, тем лучше, пока не истощилась сеть, мешающая питаться ему силами зла, - голос его был чуть слышен.

- Но что делать с девицей, задержанной стражниками на той неделе, обвиняемой в колдовстве и порче скота?

- Решай сам... - Толено опять потерял сознание,- но поторопись, ибо сил моих недостаточно, чтобы удержать колдуна в смирении.

Отдав распоряжение о проведении казни колдуна во внутреннем дворе замка, я отправился проводить допрос ведьмы.

Допрос и решение

В пыточном подвале все было готово для допроса. Девица висела на дыбе, подвешенная за руки. Голова ее свисала на грудь. Черные волнистые волосы опускались почти до пояса. При моем появлении она подняла голову и посмотрела мне в глаза. Ее черные очи глядели со страхом.

Секретарь подал мне фолиант с перечислением всех грехов новоявленной ведьмы. Быстро окинув их взглядом, я понял, что половина ее проделок просто невозможна, из-за величия сил, в нее вовлекаемых. Но необходимо было начать расследование по всей форме.

- Секретарь, ведите допрос по установленной форме,- мой голос немного сбился, но звучал довольно спокойно.

- Девица Курштейн, признаете ли вы, что действительно являетесь незаконнорожденной дочерью графа Голлонз от крестьянки Курштейн?

- Я не знаю, но все говорили именно так, - ее голос срывался от волнения.

- Подтверждаете ли вы, что на момент сего допроса вам исполнилось более двадцати лет?

- Да...

- Правда ли то, что вы применяли силы зла к своей выгоде?

- Я не понимаю, о чем вы говорите.

- Вы наводили на кого-нибудь мороки, порчу, сглаз и так далее?

- Нет...

- А по показаниям ваших сельчан, вы использовали могущество темных сил, когда ворожбой лечили скотину и людей.

- Вы применяли наговоры и заклинания?

- Да, но я просила помощи у ветра и природы...

Секретарь подал знак, и палач потянул ворот. Цепи натянулись, и раздался первый крик несчастной. Затем крики участились, секретарь о чем-то спрашивал, но мои уши заполнил ее крик. Она кричала громко, с надрывом, подчас теряя сознание, но все более соглашаясь с вопросами. Тело ее выгнулось, лицо изменилось - оно уже не было ликом молодой девушки, хотя и не было старым. Разрыв между реальным возрастом и наведенным мороком, на мой взгляд, составлял не более десяти лет. Для моего личного восприятия, других доказательств более не требовалось - но для всей полноты допроса необходимы были ее полные и самостоятельные признания, а также, что немаловажно, ее раскаяние.

Пытки закончились нескоро. К моменту окончания допроса я практически перестал соображать, и только безвольно смотрел и слушал. Девица призналась во всем. Рассказала о тайных наговорах и способах колдовства, а также о том, кому и какое зло причинила. Все это я прослушал как в бреду, конец допроса был для меня избавлением, также как и для девицы, которая уже не могла говорить, а лишь безвольно свисала на ремнях, прося предать ее смерти и не мучить более. Вспомнив о словах Толено, я подал знак секретарю и тот записал “Виновна. Казнь через сожжение на костре”. Мне предстояло поставить только роспись, что я и сделал...

***

Толено умирал, Душа еще боролась за его тело, но было видно, что эта битва ею проиграна. Слишком много своей жизненной энергии он отдал борьбе за силы добра и света. Я не мог понять, почему силы зла поддерживают своих слуг, а силы добра лишь разрешают своим воинам бороться и погибать, порою в неравном бою...

***

На площади готовили два помоста, а вездесущие мальчишки бегали вокруг радостные, в предвкушении зрелищ...

Размышления о...

- Что мне делать, отец Савл?

Мой вопрос повис в воздухе. Аббат сидел в старом, но удобном кресле и задумчиво созерцал, как огонь бьется в камине, пытаясь овладеть влажным поленом. Эта борьба дерева с огнем увлекла Савла. Конечно, было очевидно, что огонь победит, но влага, скопившаяся в порах древесины, пока оттягивала момент капитуляции, или смерти полена в огненной стихии.

- Вот так и мы, брат Александр, как это бревно, сопротивляемся силам зла, борясь за наши идеалы. Но как только живительная энергия иссякнет, как влага внутри этой древесины, так мы враз и гибнем, отдавая свою жизнь в угоду Святого Дела. И чем больше мы запасем энергии чистого Света, тем больше сможем принести пользы, борясь со злом и выдерживая его бесконечные нападки. И чем больше нас будет, - аббат наклонился и подбросил еще несколько поленьев; огонь недовольно сник, - тем меньше сил будет у Зла.

- Но ведь огонь - это благо, отпущенное Создателем роду человеческому, чтобы вырвать людей из власти Тьмы!?

- Да. Но то, что я сказал, является лишь аллегорией. Примером того, что один, даже очень хорошо обученный Рыцарь слаб против хорошо подготовленных сил Зла. Если бы там было два Рыцаря, то Толено, без сомнения, остался бы жив.

- Но почему колдун смог привлечь себе на помощь столько сил, а отец Толено боролся в одиночестве, единственно позволив себе только мою скромную помощь?

- Все дело в том, мой мальчик, что не колдун привлек силы, а Сила Зла использовала его физическую оболочку, иначе говоря, тело, для проведения своей работы на Земле. В этот раз ее целью был отец Толено. Есть большая разница между воинами Света и служителями Тьмы. Она заключается в том, что воины самостоятельны и подчиняются только голосу своего сердца, a слуги Тьмы полностью подвластны Злу и могут только лишь слепо следовать приказам. Они не имеют права думать и размышлять. Единственное их предназначенье - выполнять бездумно и беспрекословно приказы Сил Тьмы. Благодаря этому энергия Сил Зла беспрепятственно проходит сквозь них. Отец Толено боролся не с колдуном, а именно с каналом энергии Тьмы на Землю. И он победил; хотя и ценой своей жизни, в очередной раз, отдав ее на светлое дело нашей борьбы.

- А мы разве не имеем права пользоваться энергией Света?

- Имеем. Я даже скажу тебе больше: мы должны постоянно ею пользоваться. Но брат мой Толено, - аббат умолк, глядя в камин, где огонь овладел всеми поленьями и веселился в радостном экстазе победителя, - Толено не предполагал, что в этом случае дело зашло так далеко. Он один стоил десятка таких колдунов...

Перед моими глазами вновь возникла картина боя. Колдун, речитативом поющий заклинания; Толено, чертящий в воздухе светящиеся символы, и вихрь черной энергии, входящий в колдуна.

- Брат Александр, сейчас на тебя ложится тяжелое бремя. Ты назначаешься инквизитором этой области, необходимые бумаги уже подписаны. Эта область важна в нашей борьбе. Именно здесь решается вопрос о том, кто победит, и будет ли у человечества путь к светлому будущему, либо мы все погрязнем в пучине Тьмы и Зла. Отец Толено был хороший воин, но теперь жалеть поздно. Через десять дней состоится совет всех воинов Света, всех двенадцати, включая тебя. Ты теперь входишь в число рыцарей Круга Силы. Мы не смогли дать тебе время на обучение и память, значит - все это придется делать в ходе нашей Светлой борьбы.

Аббат вновь умолк. В зале было тепло, сухо, но неуютно. Со смертью отца Толено из нее ушла жизнь. Казалось, что только его присутствие давало ощущение покоя и умиротворения. Аббат Савл категорически запретил думать об отце Толено как о воине, говоря, что это помешает его перевоплощению и возрождению в новом человеке на Земле. Основная задача теперь состояла в том, чтобы найти этого человека раньше, чем его сможет найти и уничтожить Тьма, стремящаяся не допустить того, чтобы все тринадцать рыцарей Света встали в Круг Силы. Но это тоже вопрос не одного года и даже не одного десятилетия, а присутствующие рыцари стары, и неизвестно, сколько времени осталось им прожить в своих воплощениях. Совет двенадцати должен был выработать стратегию дальнейшей борьбы, ибо ушел самый сильный рыцарь. А я еще не мог быть ему полноценной заменой из-за своих мизерных познаний и практических умений. Со слов аббата я ясно осознал, что кроме отца Толено никто не обладал Даром розыска служителей Тьмы. И никто, кроме него, не имел Дара видеть не личину, а истинное лицо служителя. Мне же еще предстояло многому научиться; ведь я не умел самого главного - защищаться от сильного и хитрого врага, а также бороться с ним всеми силами и средствами Света. Но одно я осознавал точно - мне предстояло стать инквизитором.

Совет

Собрание рыцарей Света проходило в той же зале, что и мое принятие в ученики. Но сейчас не было эйфории от чего-то нового. Наоборот, все окружающее излучало тоску. Не было парадного одеяния, все рыцари, одетые в траурные черные одежды, были полны печали. Ради того, чтобы почтить память своего товарища, они приехали с разных концов Европы, Каждый из них, проходя мимо Щита Истины, на котором аккуратно лежали парадные доспехи отца Толено, останавливался и долго молчал, думая о чем-то своем, только ему ведомом. Последним в залу входил я.

Рыцари сидели на своих местах, погруженные в полумрак. Столб света ярко освещал Щит Истины; доспехи переливались серебристым цветом, а штандарт с изображением черного скачущего на коне кота сиротливо свисал с копья.

- Брат Александр! - голос говорившего заполнил своей мощью все помещение.

Мною овладело оцепенение, и страх пробежал по членам. Ноги от неожиданности стали негнущимися и непослушными моей воле. Я стоял у входа - не жив и не мертв, а на щите истины, в столбе яркого света стоял и обращался ко мне с речью сам отец Толено. Лик его был светел и прекрасен. Он уже не был печальным и изможденным от тяжелой работы монахом. Перед моими глазами стоял самый настоящий Воин Света, держащий в правой руке клинок, а в левой небольшой щит.

- Брат Александр, - повторил Воин, - подойди ко мне!

Едва дыша, я приблизился и опустился на одно колено. Вблизи Воина глаза стали слезиться от нестерпимо яркого света, что излучался каждой деталью одежды, да и самим Воином. Казалось, что предо мной встало само светило, сошедшее с далеких небес, чтобы посмотреть на меня вблизи. Его меч был сам свет, переливающийся как радуга. Воин поднял оружие перед собой, отсалютовал мне и вновь заговорил. Мне же казалось, что голос его рождается в моем рассудке. Слова появлялись во мне.

- Во имя Света, во имя Творца нашего единого, я, Воин Света, передаю свой Дар Инквизитора брату Александру. Волей Отца нашего и его властью я посвящаю тебя, брат мой, в рыцари Света. Я разрешаю тебе отныне вспомнить все и познать все то, что ты ранее не мог познать, лишенный памяти и связи со своим корнем первосущим, со своей Душой!

Его меч стал медленно опускаться на мое плечо, а я, набравшись смелости, взглянул ему в лицо. Он улыбался, но черты лица его были серьезны. Улыбались небесные глаза, излучая свет радости и добра. И я вспомнил эти глаза. Глаза, которых не мог забыть всю оставшуюся когда-то жизнь. Глаза, которые повели за собой многие поколения людей.

А потом пришла вся память, осознание и боль. Боль, обжегшая мое сознание пониманием того, кто я есть в этой маленькой жизни. Кто я есть по своей сути. Зачем я должен раз за разом приходить в жизнь. Длинная череда прожитых когда-то жизней пронеслась перед внутренним взором. Где-то я был горд собой, где-то кричал от ужаса и отвращения за свои поступки, коим нет ни прощения, ни даже понимания. О, великое благо человеку, что он не помнит и не осознает всего того, что вынуждена знать его многострадальная Душа.

Казалось, что время остановило свой бег. Проносились годы и столетья, но я стоял, недвижим, каждой клеточкой своего тела впитывая память. Много времени минуло, прежде чем я вновь посмотрел в глаза Воина Света. Он смотрел на меня, понимая все то, что я испытал. Сколько раз мы встречались с ним в нескончаемой череде воплощений. И каждый раз он собирал всех вокруг себя и вел за собой.

Но всегда он был для меня человеком, тем, кто идет впереди, не боясь оступиться. Его целью никогда не становилась идея своего личного. Он всегда шел впереди других, чтобы показать им истинную дорогу к Творцу, которую и сам каждый раз искал заново.

Я помнил теперь его. Десятки образов, стоявших перед моим внутренним взором, наконец-то слились в единый и цельный. Он стоял передо мной - Воин Света, Учитель.

- Брат мой, зная теперь все, что происходило, ты имеешь право выбора. Ты можешь остаться с нами, чтобы бороться всеми силами с любыми попытками сил Зла завладеть Душами людей, наполнить мир Тьмой и лишить людей самой возможности божественной эволюции, либо уйти. Никто не в силах заставить тебя принять то или иное решение; никто не в праве судить тебя за твое решение.

- Разве я могу уйти? Разве можно остановиться на пути и не двигаться? Я должен идти. Так же, как должен был идти тогда, в тот самый раз, когда Ты попросил меня об этом.

- Тогда ты не имел права отказаться. Все, что произошло, должно было произойти. Очень многое зависело от тебя, практически все. Твой поступок был нужен всему человечеству, чтобы каждый отдельный человек смог увидеть величие Духа человеческого и осознать себя дитем Творца нашего единого.

- Но они не смогли сделать этого тогда. Они остались всего лишь жалкой толпой, жаждущей чудес, очень много чудес, постоянного явления силы Бога. Они хотели обрести все и сразу, не прикладывая ни малейших сил и труда.

- Может быть, но им был показан Путь, а то, как они распорядились знанием - это уже дело личное, ведь каждый должен сам решать, какой дорогой ему идти. Право выбора есть у всех. Кто-то выбирает путь вперед, другие - стоят на месте, а третьи - идут назад, забывая о том, что дорога наша направлена только вперед. Так какой же твой ответ, брат мой?

- Я согласен. Имея память, двигаться назад или стоять на месте нельзя.

- Твой ответ не мог быть другим. А теперь, - Воин Света обвел глазами залу, и она предстала вновь моему взору. Только тут я понял, что все, что происходило, весь наш разговор, был только между нами. Остальным Воин Света явился в этот момент времени. Немое изумление царило вокруг, - пора начинать церемонию.

- Я вновь с вами, - обратился он уже ко всем, и голос стал его твердым, - Но время пребывания с вами, здесь, для меня закончилось. Настала пора уходить. Более я уже не вернусь. На мое место придет другой. Найдите его. Взрастите в нем меня. Это мое пожелание вам на прощание. Я жалею, что не смогу больше быть с вами, но меня ждут другие дела.

- Как нам узнать его, Воин? - голос говорившего был полон горя и печали, - как мы поймем, что это он?

- Ты опять не веришь мне? Вы узнаете его. Долгие поколения пройдут, прежде чем он осознает свое место и предназначение. И когда это произойдет, вы должны стать ему опорой, быть рядом с ним. Помогать ему, идти вместе с ним так, как не смогли пройти тогда. Необходимо закончить начатое дело. Пройти свой Путь до конца.

- Что же нам делать теперь? - голос аббата Савла был надломленным.

- Продолжать ту борьбу, что мы вели всегда за благое дело Света.

- Но власти препятствуют установлению повсеместной борьбы с силами зла, считая, что это приведет к искоренению миссии богочеловека. Сам Папа говорит, что инквизиция может отвлечь значительные силы от настоящего дела - служению Богу. Как нам устранить это разногласие и самим при этом не попасть в темные застенки?

- Находясь рядом с вами, я тоже не знал многого, но теперь могу сказать, что основная работа должна идти на пути познания неведомого, пути познания истины в ее первозданном смысле. Необходимо вести не кровавую борьбу со служителями, а разъяснительную. Да, надо разыскивать, но только для того, чтобы попытаться переубедить, чтобы человек имел возможность отвернуться от деяний своих прошлых и направил силы свои на дела во славу Творца нашего единого.

- А если тот, кто будет упорствовать, кто будет стремиться к силам тьмы за помощью, кто будет заблуждаться в своих знаниях истины - будет бороться с нами не на жизнь, а на смерть? Что нам делать тогда?

- Я не знаю. В каждом случае необходим трезвый расчет, а не выверенная временем догматическая логика поступков. Надо стремиться понять того служителя, человека в нем, чтобы осознать величину падения его в пропасть тьмы, а уже тогда решать. Нельзя никого судить только за то, что он выбрал не тот путь, что вы.

- Может нам стоит теперь уйти, чтобы потом собраться всем вместе, а не умирать в течение долгих лет?

- Нельзя нарушать запланированный ход времени. Этим мы только уменьшаем тот накопленный груз знаний, что собирали в течение долгих воплощений, а также удлиняем дорогу к себе.

- Учитель, но почему мы должны вновь забыть то, что вспоминали с трудом. Может быть, нам стоит поведать истину всем тем, кто не имеет памяти? Может, стоит идти по дороге открытия людям того, что они благополучно забывают, приходя в этот мир? Ведь если бы ты имел с самого начала этого воплощения знания, накопленные за века, то, сколько полезного смог бы сделать для человечества?

- Так же, как нельзя новорожденному давать грубую пищу, так же нельзя человеку сразу давать знания. Должно пройти много времени в его воплощении, прежде чем он сможет быть готовым для познания. Каждый должен отработать свою задачу, без оглядки и подсказки со стороны накопленного опыта.

- Значат ли твои слова, что нам стоит продолжать утверждение инквизиции как инструмента в борьбе с силами Тьмы?

- На данный момент времени я считаю, что это наиболее зрелый путь.

- Но уже сейчас известны случаи, когда "розыск" использовался на благо отдельных лиц, а не для дела Света. Зачастую светские власти используют этот инструмент для устранения своих конкурентов в борьбе за власть и земные богатства. Ведаешь ли ты теперь, с высот своего нынешнего положения, какого страшного зверя мы выпускаем в наш мир?

- Замолчи, брат Андреас! Учитель, не обращай внимания на эти слова, что значат эти люди, опьяненные мыслью о благе земном, по сравнению с великой миссией по искоренению вселенского зла!

- Брат Сигизмунд, я всегда знал, что ты не до конца понимаешь саму идею паритета Света и Тьмы!

- Не надо ссориться, братья. Но надо понять, что для нас нет брошенных людей, так же как для Создателя нет брошенных Душ, от которых он мог бы отказаться ради выполнения своей собственной миссии. В первую очередь мы должны бороться за то, чтобы как можно больше людей осознали пагубность самой идеи достижения материальных благ и власти для себя за счет использования сил тьмы. Никому не запрещается иметь что-либо, но лишь затратив на достижение этого свои собственные силы - физические, либо умственные, а также, чтобы это не шло во вред другим. Так как нельзя идти по дороге созидания, увязнув в темноте невежества и грязи, как духовной, так и телесной. Нельзя стать выше душой, и иметь при этом хилое тело, одетое в грязное тряпье. Надо помнить, что главным мерилом является равновесие. Гармония - вот то единственное, что является вечным движителем для любого, кто стремится идти по пути совершенствования. Отсюда явствует, что следующим направлением работы будет искусство, должное показать людям прекрасное в гармонии. Это я о тебе, брат Роберто. Обоснование развития ремесел и искусств, которыми ты занимаешься, необходимо продолжать, но более качественно, чтобы ростки прекрасного проросли в душах людей и дали свои результаты на благо духовное. Вам же, братья мои Сигизмунд и Андреас, следует перенести полемику свою на суд всех, чтобы как можно более людей имело возможность принятия в ней участия, но мирного, а не конфликтного. Только так можно установить истину, и прийти к гармоничному решению. Тебе же, брат Савл, следует продолжать работу по разделению светской и духовной властей, в чем, я надеюсь, большое подспорье тебе окажет брат Филипп. Вот и все мои пожелания, братья. Осталось так мало времени, но я хочу вам сказать, что опыт, набранный мною, был бы не полным, если бы не ваша помощь и поддержка. Теперь же мне пора. Все забывается, но те цели, что стоят перед нами, не смогут уйти из головы, пока мы их не выполним!

На мгновенье, а может быть на меньший промежуток времени, в глазах потемнело. Все исчезло из вида. Когда же глаза приобрели вновь возможность зрения, то Щита Истины, а также Воина Света и его вещей больше не было. Зал мгновенно преобразился. Казалось, что из него ушла всякая жизнь. Теперь он более напоминал каменный мешок.

- Брат Александр, пройди на свое место, - аббат Савл говорил медленно, но твердо. Надлома более не было слышно в его голосе, так же, как не было его и тогда, когда он стал во главе оставшихся в одиночестве, но теперь их было не одиннадцать - теперь нас было двенадцать.

- Брат Александр, теперь, когда ты стал инквизитором, нам необходимо узнать твое мнение о пути, который ты можешь предложить для борьбы со служителями Тьмы, а также то, как мы сможем подготовить для этого необходимое количество профессиональных инквизиторов.

Я медленно прошел к свободному креслу, еще хранившему тепло своего прежнего владельца. Что можно сказать, если еще нет точного понимания того, что происходит в окружающем мире. Когда не прошло еще осознание происшедшего события. Никакие мысли не лезли в голову, а вместо этого вдруг снова ярко встали перед глазами события, произошедшие так давно, что, пожалуй, про них уже и не стоит вспоминать, в связи с их евангелистичностью…

Последние дни перед...

Решение о...

...Жара. Мозги отказываются впитать все, что в них пытаешься запихнуть, из того, что говорится вокруг. Отдых от этого может быть только вечером, когда дневной зной спадает и наступает блаженное состояние покоя и прохлады. Природа немедленно оживает и пытается за несколько часов до наступления ночи наверстать то, что замирало от дневного зноя.

Поздним вечером они, как всегда, сидели и слушали Учителя. Каждый думал о своем личном, но мысли всех были связаны с тем, что вскоре настанет день въезда в Иерусалим. Сам Учитель говорил постоянно, что это будет торжественное время для всех живущих на Земле, а те, кто идет сейчас за ним, увидят благодать Божию, и всесилие Бога будет явлено всем, включая и мирские власти. Ибо настает миг, когда уверовавшие в него могут подойти к воротам вечной жизни, а неверящие отправятся в геенну огненную, чтобы долго и упорно зарабатывать право на путь в Царствие Божие. Но, в то же время, он продолжал утверждать, что в мире есть только жизнь земная и ничего более.

Никто не мог ничего понять, так как Иисус, и ранее говоривший иносказательно, стал говорить еще более загадочно и непонятно. Поэтому каждый предполагал что-то свое, более ему доступное. Но сейчас мысли их были более земными, чем когда-либо, ибо необходимо было быть готовыми к любому повороту событий.

- Иуда, сколько у нас осталось денег? - Симон Петр старался говорить тихо, так, чтобы никому из сидящих рядом не было слышно, но разборчиво.

- Мало, если так дело пойдет, то мы вскоре протянем ноги от голода. В последнем селении подавали такую мелочь, что брать совестно было, а тут еще и Учитель начал говорить, чтобы мы накормили эту свору бродяжек, что повсюду таскается за нами.

- Тише, говори тише. Их надо кормить, а то кто будет кричать об Учителе. Они, по крайней мере, бегут впереди, надеясь урвать подаяний, и предвещают наш приход, рассказывая про такие чудеса, что если бы Равви услышал, то его живот долго бы сотрясался от смеха.

- Но из-за них нам меньше подают. И вообще, сколько на них уходит денег. Мы могли бы себе позволить купить повозку и пару ослов, а заодно и еды. Идем на праздник пасхи, а еды с собой практически нет, да и денег тоже!

- Ты не уходи от ответа, а назови сумму!

- Какая может быть сумма? Откуда!? Здесь же абсолютно нищие селения! Здесь даже денег-то никто не видел. А цены? Ты видел местные цены? А что будет дальше? Ты же прекрасно знаешь, что на пасху цены будут такие, что на них никаких денег не хватит! Надо что-то предпринимать, а не то точно протянем и ноги и руки, но в них уже никто ничего не положит.

- Ничего, зато с нами наставник. Ты помнишь, что он сказал? В Иерусалиме будет явлено такое чудо, что все, даже те, кто не верил до сих пор, полностью уверуют. А нам за веру нашу, и то, что мы за ним идем, будет открыта дорога к самому Богу. Его, наверное, провозгласят царем Иудеи, а то и всех земель!

- Ну и что? Нам-то что с того? Опять идти по городам? Меня и так очень даже хорошо побили. Как-то больше не хочется!

- Дурень ты, я погляжу, хотя счету денег обучен. Если Равви царем всех земель будет, то и мы возле него не последними людьми станем. Не пешком ходить, а на крытой повозке ездить, еще стражники охранять будут. Бить же не тебя будут, а того, на кого ты укажешь! Нет, тебя Равви, наверное, казначеем поставит. Будешь как самый настоящий римлянин.

- А сам-то кем хочешь стать?

- Ну это, конечно, Ему судить. Но я бы предпочел получить место главного смотрителя над храмами. Я бы тогда там порядок навел, а то эти священники совсем зажрались.

- Тише вы, царедворцы! - Иаков недовольно поморщился, - Тут Равви рассказывает о том, что мы будем в городе делать. Тебе, Иуда, надо бы, уже прямо сейчас, подобрать человека из дальнего окружения понадежнее. Учитель сказал, что весть о его прибытии должна быть передана первосвященникам, а на главной площади Его должен ожидать осел с ослицей, или наоборот, я не до конца понял.

- Иуда, готовь денег! Готовь чудо! А где я деньги возьму? Я же их не чеканю! Лучше тогда тебе туда пойти, да с собой еще кого-нибудь прихватить! Толку больше будет!

- Найдешь, найдешь! А то мы тебе кое-что напомним; когда кое-кто зажал деньги от одного раскаявшегося фарисея.

- Вино же мы вместе пили!!

- Но он же там, где мы пили вино, с нами не был!

- Хорошо, а что ж мы там, в городе, есть и пить будем?

Вопрос остался без ответа, потому что Учитель начал рассказывать новую притчу, а это всегда было интересно, но, к сожалению, весь рассказ прервала одна из женщин Симона, в доме которого все находились. Она подошла тихо и спокойно, молча поставила сосуд у ног Его. Взгляд ее, исполненный тоски и печали, остановился на Нем. Учитель медленно склонил голову вперед, и она, набирая миро ладонями, начала поливать ему на голову. Драгоценная жидкость, переливаясь, стекала по волосам и бороде Его.

- Учитель, да что ж это такое? У нас денег мало, а тут столько миро потрачено! Женщина, да как ты можешь омывать живого человека?

- Зачем такие траты?

- Молчите, нескромные! Эта женщина делает то, что положено ей делать! Филипп, разве есть у тебя право судить эту женщину, или ее поступки? А может, ты судишь меня? А ты, Иуда? Разве недостаточно у нас средств для жизни? Кто-то из вас ложится спать голодным, не выпив на ночь кувшин вина? Она сделала полезное дело для меня, ибо скоро уже не буду уже иметь возможности быть с вами. Останутся с вами только нищие духом, а со мной пребудут богатые. Теперь же приготовлен я к будущему, ибо, возлив миро на меня, омыла она меня для погребения, и сбылось высказанное о том, что "живым он приготовлен к смертному ложу будет". А теперь же уходите. Хотя нет. Иуда, подожди немного. Есть у меня к тебе несколько вопросов, на которые я хотел бы получить сегодня ответ.

В комнате повисло неловкое молчание, прерываемое только короткими словами пожелания доброго сна Учителю. В ответ он лишь кивал головой, но взгляд его синеватых глаз был холоден.

- Садись, Иуда Искариот, - начал он разговор, затем резко выпрямился и произнес в сторону двери, - этот разговор не для тебя, Симон!

От дверей послышались торопливо удаляющиеся шаги. Затем наступила тишина, прерываемая только жужжанием назойливых насекомых. Учитель молчал, погрузившись в какие-то свои непонятные раздумья. Иуда сидел молча, боясь спугнуть мысли Равви. Когда же он решился взглянуть на Него, то дыхание его перехватило от благоговения. Иисус буквально светился невиданным на Земле светом, а из глаз Его катились слезы. Взгляд же синих очей был обращен куда-то в неведомую даль. Что виделось Ему там, было неведомо, но если уже Он плакал от этого, то любой другой просто лишился бы рассудка от тех картин, что были открыты Его внутреннему взору.

Молчание тянулось долго, так долго, что сумерки успели смениться темнотой ночи. Иуда не мог смотреть на него, ибо от яркости сияния глаза начинали слезиться, а голова раскалывалась от нестерпимой боли. Ореол же вокруг Иисуса становился то таким ярким, что освещался каждый уголок комнаты, то, наоборот, тускнел так, что становилось темно, и лишь пугливые тени на стенах говорили о том, что в комнате присутствует плошка с маслом и чадящим фитилем.

Вдруг голова Иуды наполнилась чарующей музыкой, такой громкой, что он вздрогнул, и возник Голос. Искариот взглянул на Учителя, но тот сидел, погруженный в свои раздумья, и молчал. Голос же вновь заговорил, приводя Иуду в восторженный ужас.

- Иуда, к тебе обращаюсь Я. Тебе вверяю судьбу Сына моего. Крепок ли Дух твой, чтобы ты мог выполнить предначертанное тебе поручение? Решив один раз, не захочешь ли ты повернуть назад, чтобы отклониться от Пути своего?

- Да, Господи... - Иуда даже не успел произнести своей мысли вслух, как Голос возник вновь.

- Не всегда реченное правда, но мысль искренна! Теперь же должен ты сообщить властным людям о местонахождении Учителя своего и Сына моего, чтобы сбылось высказанное однажды слово. Чтобы люди имели возможность выбора Пути. Чтоб они могли осознать, с кем и с чем связаны их помыслы и чаяния.

- Неужели они все и враз припадут к ногам Его, дабы иметь возможность быть в царствии небесном? Необходимо знамение, чтобы они не сомневались в истине происходящего.

- Хорошая мысль, но сколько знамений надо, чтобы убедить всех неверующих? Я сказал уже достаточно. Ныне лишь хочу убедиться, что хоть кто-то услышал, но не ушами, а Душой своей.

- Господи, но как я могу отдать Равви в руки врагов? Они же убьют Его! Боже, умоляю Тебя, избавь меня от этой доли. Пусть я умру, но зачем же умирать Сыну твоему? Они же убьют Его, Господи!

- Пусть вершится предреченное действо, а Сын мой останется со мной! Это его судьба. А твоя судьба - делать то, что тебе предначертано. И только те, которые придут к нему не только сердцем, но и Душой, поймут необходимость всего.

- Господи! Господи! - молил Искариот, но Голос уже исчез.

За окном посветлело. Иисус сидел и задумчиво смотрел на своего ученика. Прядь седых волос контрастировала с черными волосами. За ночь Иуда стал другим.

- Что мне теперь делать, Равви?

- Пути наши неисповедимы, но каждый должен идти той дорогой, которая ему предначертана судьбой. У тебя свой путь. Но помни одно, что моя судьба, и судьбы всех людей лежат на весах, а на другой чаше лежит твоя настоящая и будущая жизнь.

Вечеря

- Настал тот день, дорогие мои ученики, когда будет решаться судьба всего человечества, и ваши собственные жизни окажутся зависящими от моей судьбы, и наоборот. Каждый из вас должен сделать свой шаг в будущее, чтобы пройти тот путь, что ему предначертан Господом нашим. И если кто-то думает, что его поступки не влияют на других - еще есть время остановиться и уйти, но потом все ваши поступки вплетутся в единую нить судьбы мира. - Равви немного помолчал, внимательно оглядывая двенадцать своих спутников, что были всегда рядом с ним. Многие из них теперь выглядели гораздо упитанней; практически все они были довольны своей кочевой жизнью с ним, - А теперь я говорю, что время раздумий окончилось. Настала пора сделать шаг. Любое решение всегда тяжело, но я помогу вам, ибо истинно то, что я сейчас скажу. Один из вас, кто делит трапезу нашу, должен пойти и предать меня в руки врагов наших, в руки людей властных, чтобы свершился суд земной, и люди смогли осуществить выбор свой.

- Но кто это будет? Кто?

- Равви, но мы не дадим ему этого сделать!

- Как нам узнать того, кому необходимо свершить это, Равви, дай нам знак!

- Учитель, я не смогу сделать этого! Пусть это буду не я!

Иисус немного помедлил, а затем наклонился над блюдом, где Иуда молча выбирал еду, не обращая внимания на шквал вопросов. Прядь черных волос стыдливо прикрывала седину, рано пробившуюся на волю. Он знал все. Также как и знал то, что выполнит любое пожелание своего Учителя. Даже если тот сейчас велит умереть, то разве это сопоставимо с тем, что ждет впереди?

- Я отвечу вам, слабые духом. Этим человеком будет тот, с кем я сейчас вкушаю. И кто вкусит со мной позднее.

- Все-таки это я, Равви?

- Я не говорил этого, но ты сам сказал.

- А ты бы, Равви, смог бы сделать это?

- Каждый делает то, что ему предназначено...

Наступила тишина, настолько полная, что было слышно дыхание каждого возлежащего вокруг праздничного стола. Все думали о чем-то своем, но мысли всех, кроме двоих, были радостны от осознания того, что не на их долю выпал этот тягостный жребий. Петр Симон медленно встал и зачем-то направился к двери, но по дороге остановился, словно в его голову вдруг пришла мысль.

- Учитель, но зачем необходимо, чтобы кто-то вообще шел к первосвященникам? Разве недостаточно того, что мы открыто вошли в город? Разве недостаточно того, что произошло в храме? Ведь там было много народу. Там была власть, там были стражники. Они же не собирались ловить тебя, они даже смеялись, глядя на то, как Ты обошелся с торговцами.

- Все должно быть так, как было сказано ранее. Никто не в силах отменить предназначенного.

- А если мы не дадим ему сделать так? Если Иуда не сможет пойти сегодня и рассказать всего о тебе и о месте нашего ночлега. Что тогда? - неловко поправив на боку короткий меч, Петр стал у двери, чуть расставив ноги и наклонившись вперед, как если бы был готов идти в бой.

- Но зачем Иуде идти и что-то вообще говорить, если у нашего дома столько народа, пришедшего с нами? Почти половина нижнего города знает о том, где мы остановились, чтобы вкусить сегодня праздничной еды, а с утра будут знать и остальные. - Фома даже привстал.

- Нельзя отменить предначертанного. А теперь давайте съедим этот хлеб и выпьем это вино. Больше не придется мне есть и пить с вами, кроме того дня, когда мы встретимся вновь. Может быть, это произойдет только во дворце Отца нашего небесного.

Учитель аккуратными движениями разломил хлеб и раздал его окружающим. Затем он разлил всем вина. Печальные глаза осмотрели апостолов. Их взгляд был мудр и спокоен.

- Воистину говорю вам, неверящие, что только тот войдет в царствие со мной, кто пройдет свой путь до конца. А вы все знаете ту дорогу, которая вас ждет. Каждый должен идти. И ни кто не может уклониться от судьбы, ему предначертанной. А теперь и вовеки веков ешьте этот хлеб, который является пищей нашей и телом нашим. Пейте вино это, которое является питьем нашим и кровью нашей.

Все сидели молча. Куски хлеба судорожно сминались в руках. Но взгляд небесных глаз был тверд. Тем более, что Учитель первым подал пример. Зубы медленно пришли в движение, перемалывая свежий пресный хлеб, почему-то застревающий в горле. Вино, странного, чуть сладковатого привкуса, помогло проглотить хлеб, но чувство недосказанности осталось. Никто ничего не говорил, но наступившая тишина была красноречива, и Искариот не выдержал. Не вытирая слез он поднялся и подошел к стоящему посреди комнаты Иисусу.

- Равви...

- Иди. Твое время пришло.

- Равви...

- Я вернусь за тобой. Ты будешь со мной. Иди! - спокойный до того момента голос Учителя изменился и звенел в голове Иуды как музыка, которую никогда нельзя забыть.

Петр вскочил вновь, на ходу вытаскивая из-за пояса меч, но, наткнувшись на ледяной взгляд небесных глаз, осунулся и сел, зажав руками голову.

Тишина стояла долго. Уже давно стихли в ночи шаги Искариота, но все равно стояла тишина. Иисус сидел в центре комнаты и молился. Остальные смотрели на него, не в силах понять того, чему только сейчас они были свидетелями.

Четверг. Ранняя ночь...

Когда он наконец-то нашел нужный ему дом, темнота окончательно окутала город, и его долго не хотели пропускать. Стражники потешались над ним и его нелепым желанием узреть в такой поздний час гостя богатого торговца церковной утварью - верховного первосвященника. Только случай, а именно то, что гостю понадобилось выйти на крыльцо, помог ему. Иуда бросился мимо стоящих стражей с просьбой выслушать, крича, что от этого зависит судьба всей Иудеи. Хозяин, посмеявшись над непутевым просящимся (вся Иудея знает, что в ночь опресноков надо быть дома, либо в гостях у близких друзей, для того, чтобы вкусить хлеба и запить его ароматным вином, желательно со своего виноградника. Этот обычай, заведенный с древних времен, означает единение Бога и людей, так как хлеб символизирует самого человека, а вино его кровь), допустил его в дом.

- Расскажи же нам, Иуда, сын Искариота, зачем пришел в неурочный час? Зачем забивать нам голову всяким Иисусом, если на дворе стоит праздник Пасхи? - возлежащий на почетном месте человек был вне себя от возмущения.

- В предсказаниях сказано, что явлена будет сила Бога нашего в ребенке, выношенном простой женщиной от самого Отца Небесного, но какое отношение это имеет к Назаретянину? - говоривший отставил чашу и приподнялся, потянувшись, чтобы расправить затекшие после долгого возлежания члены.

- Но это же Царь наш, посланный Отцом нашим!

- Ну и что? Знаешь ли ты, Иуда, сколько всяких "царей" бродит по дорогам Иудеи? Так что ты хочешь приказать нам, чтобы мы занимались ими всеми? Да за это тебя надо наказать!

- Иди, Иуда. Верно было пророчество, что размножатся лжепророки слова Господня. И будет их так много, как саранчи, и не разберут люди Слова истинного.

- Правда ваша, но именно Иисус из Назарета обладает истинным Словом.

- Докажи же нам свои слова, да будь скор, ибо уменьшается терпение мое, и готов приказать я слугам, чтобы, избив плетьми, выкинули они тебя на улицу!

Иуда захлебнулся в душе от радости. Обрадованный тем, что имеет возможность рассказать о своем Учителе, начал он свой рассказ, перемежая его высказываниями из Торы, но был прерван. Хозяин дома, недовольно поморщившись, заговорил вновь:

- Это все хорошо, но так говорят о любом из "пророков". Ты расскажи нам о том, чем он лучше других. Почему мы должны верить тебе, что он действительно сын Божий? Почему? Он что, может засыпать все окрест манной небесной? Или знает путь к земле обетованной? У меня истощается терпение, а у моих людей все больше желания отходить тебя плетьми.

- Иисус действительно Сын Господа нашего, он сам Бог!

- Выкиньте его из моего дома! - побагровевший от возмущения человек, брызгая слюной, практически кричал.

- Подожди, - гость медленно встал, обошел Иуду, - Ты понравился мне привязанностью к своему Учителю. Но скажи на милость, почему мы должны тебе верить? И неужели ты думаешь, что его появление изменит этот мир? Если ты веришь в это, то сильно ошибаешься. Но мне, однако, хочется увидеть твоего Иисуса, поэтому ты должен будешь проводить меня и моих людей к дому, где он остановился на праздник опресноков.

- Я проведу вас к нему, но прошу об одном, - Иуда помолчал, прислушиваясь к внутреннему голосу, - Обещайте выслушать Его. Тогда вы поймете, что Он именно тот, чье появление предсказано задолго до нашего рождения.

- Каждый имеет право сказать и быть услышанным, но каждый, кто слушает, имеет право не верить, если он не хочет верить. А затрагивая то, о чем нельзя говорить, говорящий может быть побит камнями. И это будет справедливое наказание за оскорбление слушающих.

- Но то, что говорит учитель, правда. Сам Бог... - он замолчал, поняв, что сказал лишнее.

- Что Бог? Ты тоже разговариваешь с Богом, когда тебе вздумается? Тоже пророк, или сын Его?

- Нет, я всего лишь ученик Его, пришедший к вам с просьбой встретиться с Ним.

- Хорошо. Ты уговорил меня. Мы пойдем и увидим твоего Учителя. Но произойдет это не сейчас, когда у меня много дел, а поутру. Ты же, чтоб не передумал, переночуешь в моем доме, под надежным присмотром.

Говоривший встал с пола, тяжело опираясь на руку подскочившего слуги. Был он высок, но преждевременная старость уже проглядывала в проседи волос на висках, наметившимся вторым подбородком и округлым, выделяющимся через одеяния широкими очертаниями животом. Лицо его, с хитрым прищуром глаз, нельзя было описать словами. Отвернувшись на миг, любой человек начинал думать об этом, но ничего не мог сказать. Богатая одежда шла ему, а манеры были властны и величественны, какими они и должны быть у верховного первосвященника.

Пятница. Раннее утро...

- Вставай, собака, - вошедший стражник больно ударил Иуду мечом по спине. Не для того, чтобы убить или поранить, а из вредности - плашмя, - Хозяину недосуг, а ты пойдешь с нами, чтобы мы могли опознать твоего Иисуса и привести его сюда.

- Но он вчера говорил, что сам пойдет к Учителю для разговора!

- Нет у него как будто других проблем в это утро, кроме как общаться с всякими бродягами, вообразившими себя пророками и Богами.

- Но он не бродяга... - удар кулаком в лицо заставил Иуду замолчать.

- Собирайся, да побыстрее, нет у меня времени с тобой разговаривать.

Стражник вышел, а Иуда упал на землю. Молитва его, направленная к Господу, была горяча, но ответа не последовало. Мысль о том, что ему следует отказаться вести стражников к Учителю, билась в голове, но также пришло и осознание того, что каждый идет своим путем в этой жизни. Он встал и сделал шаг к двери, вытирая кровь с разбитой губы.

Они шли по пустой улице, все ближе подходя к дому, где остановился Равви со своими учениками. На прилегающей территории не было места, где можно было бы спокойно пройти. Везде лежали люди. Это были те, кто пришел сюда вслед за Иисусом, кого еще не коснулась его сиятельная сила оздоровления. Они все хотели одного - излечения от различных своих хворей. Те, кто был побогаче, снимали дом, а у кого не было денег, ночевали на улице, надеясь, что утром великий исцелитель будет идти мимо них и удастся коснуться его, обретя благодать и здоровье.

Стражники шли, брезгливо перешагивая через убогих, распихивая их, а те сквозь сон бормотали проклятья и продолжали спать. Ворота дома были плотно закрыты, но после требовательного стука их отворили. Глазам предстала не менее живописная картина, чем на улице. Всюду спали паломники. Многие были с мечами, либо с длинными палками.

- Ну и где тут Иисус? - начальник стражи был недоволен и не собирался этого скрывать.

- Он в доме, и мы сейчас подымемся к нему. Он, должно быть, молится.

- Не смеши меня. Спит он, наверное, с какой-нибудь девкой, а мы тут полночи ходить обязаны, разыскивая его.

Процессия двинулась через двор к входу в дом, у дверей которого уже стоял, трепещущий при виде стражи, хозяин дома. Рабы, бросив работу, прижались к стенам, понимая, что можно ожидать чего угодно в такой ситуации.

- Где Иисус из Назарета? - голос начальника стражи был глух и внушал страх.

- Его здесь нет. Ночью он вышел из дома с двумя своими учениками. Остальные же спят в доме.

- Куда он пошел?

- В сад, за реку. Там он хотел молиться.

Стражники развернулись, чтобы выйти, но калитка отворилась, и вошел Он, сопровождаемый сонными учениками. Уже у входа Он все понял и остановился. Взгляд небесных глаз обвел отряд и выхватил Иуду, стоявшего под охраной двух стражников. Губы ученика, распухшие от удара и со следами запекшейся крови, привлекли его внимание и вызвали сочувствие на лице, с пониманием того, что вскоре, возможно, предстоит принять от этого мира.

- Кого вы ищете здесь, среди мирных паломников?

- Иисуса из Назарета, которого первосвященник Каиафа требует привести к себе на синедрион, ради чего собираются выдающиеся мужи израильские.

- Я тот, кого вы ищете, а остальные - мирные люди, не делающие ничего плохого.

- Тогда должен ты миром пойти с нами, или будешь взят и препровожден силой, даже если ради этого придется воевать со всеми этими "мирными" - начальник стражи показал рукой на мечи, - паломникам.

- Подойди ко мне, Иуда.

Иуда Искариот медленно освободился от рук, державших его, и пошел вперед, к своему Учителю. Тот стоял, словно никого более не существовало в этом мире, не обращая внимания на выкрики начальника стражи, ни на ощетинившегося мечом Симона Петра. Они встретились вновь, чтобы расстаться, и, быть может, никогда больше не встретиться на этой Земле. Вокруг царила неразбериха и непонимание. Учитель и ученик стояли друг против друга.

- Прощай, Иуда. Я рад, что ты выполнил свою задачу. Быть может, эта жертва будет напрасна, и никто не сможет оценить величия наших дел, но мы должны понимать, что нет того, без чего нельзя обойтись.

Ученик приблизился и поцеловал своего Учителя, и это послужило сигналом к окончанию немой сцены. Стражники бросились вперед, наконец-то увидев цель. Петр бросился на защиту, но голос Иисуса был громче звона скрестившихся мечей.

- Остановитесь, ибо мир должен быть превыше войны. А все споры решаются мирно, - после этого Он посмотрел в глаза начальнику стражи, - Я иду с вами. Оставьте этих людей, кроме тех, кто пойдет с нами добровольно. В мире не должно быть принуждения.

Мечи тяжело опустились, не прячась в ножны, но, будучи в опущенном состоянии, они уже не несли угрозы жизни, а были лишь весомым аргументом. Рабы спешно перевязывали раны одному из стражников, получившему косой удар в голову.

* * *

Через несколько минут короткая процессия шла по улице, направляясь к дому первосвященника. Все, кто хотел. Учитель и ученик, а также сопровождающая их стража.

Пятница. Судилище

Все были в сборе. Дополнительно уже были оповещены многие. Собранию священников мог бы позавидовать любой храм. Но все они пришли сегодня с одной целью, ясно читаемой на лицах. Им было интересно посмотреть своими глазами на того человека, о котором говорила вся Иудея. У многих было желание поверить. Все знамения говорили о том, что день пророчества уже близок. Но сколько их было уже, тех мессий, которые будоражили умы людей, на деле оставаясь шарлатанами? "Может быть, на этот раз пришел тот человек, который поможет обрести свободу Иудее и поведет народ к воле, к той мечте, ради которой евреи ходили по пустыне и сквозь моря. Кто покажет истинную силу рода Давидова", - эти мысли не высказывались, но страстно лелеялись каждым вторым, сидевшим во дворе дома в ожидании встречи с Иисусом.

Он вошел тяжелой походкой. В нем не было царственной осанистости. Не было тех, кто должен был идти рядом, подчеркивая, что это тот, кого ждали веками, что это вождь народа Израилева.

- Иуда Искариот, прими деньги в знак благодарности за то, что помог устроить мне встречу с Иисусом. А теперь уходи, так как далее мы хотим разговаривать с ним сами.

- Но я тоже хочу быть рядом с ним.

- Что ж, останься.

Все сидевшие внимательно осматривали стоящего в центре двора претендента на роль мессии. Сколько их прошло через такие вот встречи, после которых было два пути, один из которых - побитие камнями за шарлатанство и введение народа в искус, а второй - признание. Этот путь пока был закрыт для всех, за отсутствием настоящего мессии. Затянувшееся молчание нарушил хозяин дома.

- Известно нам предсказание о появлении человека, рожденного земной женщиной от Бога. Известно также, что заявила мать твоя, Мария, о том, что зачатие было непорочным, что якобы засвидетельствовали священники церкви. Объявила она об этом не сразу, а лишь недавно, и тех людей, на которых ссылается она, уже нет в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть слова ее. И как это соотносится с тобой, Иисус из Назарета? Как можешь заявлять, что ты единственный на Земле Сын Бога? Дай нам свидетельства.

- Не я так говорил, а Бог. Так говорили те, кто идет со мной.

- Хорошо. Но тогда представь нам свидетелей слов своих. Покажи тех, кто подтвердит истину, тобой высказанную. Ты сказал - Бог? Если ты его сын, то попроси Его явить нам знак свыше, чтобы уверились мы в правоте твоей. Ты говоришь - люди? Тогда почему никто, кроме Иуды, не присутствует здесь? Представь нам хоть двоих свидетелей.

- Господин, прости мне мою дерзость, - рабыня согнулась в поклоне, - Но во внешнем дворе есть человек, которого я видела с Иисусом из Назарета. Разреши его привести сюда.

- Это против закона. Каждый приходит на святейший синедрион добровольно, но мы... - он внимательно осмотрел сидящих - те кивали головой, когда встречались с ним взглядом, - Согласны.

Рабыня убежала, а во дворе вновь воцарилась напряженная тишина. Иисус стоял посередь двора и молился, прикрыв глаза и безмолвно шевеля губами. Иуда попытался пройти к нему, но его задержали. Первосвященник нахмурил брови.

- Мы уже знаем, Иуда, все, что ты нам скажешь, но позволь учителю твоему, ты ведь так его называешь, самому рассказать то, что нас интересует.

Рабыня явилась расстроенная и подавленная.

- Господин, тот человек сказал, что он не знает никакого Иисуса, но я точно помню, что видела его рядом с ним. Господин, прикажите схватить его и доставить сюда.

- Иди на кухню и займись делом своим, женщина. Иисус, те люди, что были с тобой до этого, отказываются от знакомства с тобой, а значит - не верят в тебя. У тебя один только путь доказать правоту - проси Отца нашего небесного о знамении, подтверждающем слова твои.

Иисус молчал, думая о чем-то своем.

- Докажи нам, Назаретянин, что мы не зря явились сюда по утру, иначе гнев наполнит наши души возмущением!

- Не молчи, или ты думаешь, что власть твоя велика? Или молчание подтвердит, что ты сын Бога в большей степени, чем все остальные?

- Сотвори чудо, какие совершал ты по пути сюда!

- Пусть он прилепит на место ухо, что отрубили твоему рабу, Каиафа! Если он тот, за кого себя выдает - это в его власти. Тогда я поверю в него.

- В младенчестве он, по слухам, переспорил многих священников. Мы не знаем их имен, пусть он говорит с нами о Боге.

- Знамение, покажи знамение, сын плотника!

- Проси Господа нашего, чтобы смягчились наши сердца и наполнились добротой к тебе. Может тогда мы уверуем, что ты тот, за кого себя выдаешь.

Иисус молчал, а сидевшие все больше приходили в неистовство, озлобляясь на молчание претендента.

- Расскажи нам, Иисус из Назарета, зачем явился в Иерусалим и что принес с собой для народа, кроме смуты и волнения, - первосвященник смотрел неодобрительно, - которые уже прокатились по городам Галилейским. Вводя в искус народ царства Иудейского, неужели ты хочешь возмущения и здесь?

- Я никогда не подбивал народ к смятению, но говорил правду о том, что происходит вокруг. Никогда не собирал Иудеев тайно, а всегда учил там, где они сходятся добровольно - в синагогах и в храмах. Я не противник власти мирской, так как она поддерживает порядок среди народа.

- А какая власть должна быть превыше - духовная или мирская? Верно ли то, что ты учил народ подчиняться власти римлян, допуская, что она превыше власти священников?

- Сказано мной уже было, что надо отдавать цезарю - цезарево, а Богу - Богово. А что до простого раба, то ему все равно, кто у него хозяин, главное, чтобы его не били, кормили и не заставляли слишком усердно трудиться.

- Значит, ты считаешь справедливым, что нами управляют римляне, а не мы? Разве не мы Богом избранный народ, который должен управлять другими?

- Бог един для всех. Для него дорог каждый, кто придет к нему с любовью. Каждый народ достоин своих правителей... - пощечина, данная одним из священников, прервала его речь.

- Ты не достоин называться сыном народа иудейского, ибо так может рассуждать только враг колена Давидова! - кричавший был в таком бешенстве, что стал рвать на себе одежды, - Мне не нужно больше доказательств и рассуждений этого человека, ибо я уверен, что это не тот, кто должен был к нам прийти.

- Кто еще хочет высказаться по этому поводу? - первосвященник обвел глазами собравшихся, и те заговорили.

Кричали одновременно, перебивая и не давая другим говорить, но смысл всех выступлений был один - это не тот, кого ждали. Настоящий мессия должен быть тем, кто объединит народ всех колен иудейских и с Божьей помощью поведет их к победе над врагами. Но для этого он, как и Моисей, должен стать перстом Бога, испепеляющим всех, кто стоит на пути народа иудейского.

Тот же, кто пришел, не может представить на суд синедриона ни силы, дарованной Богом, ни самой своей родственной связи, которая дала бы ему возможность ради славы иудеев просить Бога о том или ином. Мало того, он еще не против римской власти над иудеями, а значит, опасен народу израилевому. Раз так, значит надо перекрыть любую возможность распространения таких суждений среди людей.

- Стойте, но сейчас праздник опресноков, и мы не можем в эти дни осудить кого бы то ни было на смерть. - Анна перевел дух, - Ибо не будет нам впоследствии ни прощения, ни благодати за это. Но справедливо то, что человек, вводящий народ в заблуждение, должен быть примерно наказан смертью, для искоренения крамолы. Поэтому следует передать его в руки римлян, которые собираются казнить сегодня разбойников. Пусть они и его тоже осудят.

- Истинные слова говоришь, - Каиафа встал, - Поэтому я объявляю решение верховного синедриона: самозваного мессию Иисуса отдать в руки наместника Пилата с требованием осудить за преступление против народа иудейского, выражающееся в разжигании смуты и волнений среди людей, которые идут во вред власти. Теперь же я забираю Иисуса с собой и отправляюсь во дворец наместника. Желающие помочь мне и быть свидетелями обвинения или защиты могут идти туда, чтобы восторжествовала справедливость суда нашего.

Все как один встали и пошли к выходу. Проходя мимо Иисуса, они насмехались над ним, укоряя в том, что он, будучи "сыном Божьим", не может за себя постоять. А раз Отец небесный за него не вступается, то, значит, Назаретянин лжец. Многие плевали Ему под ноги, а Он лишь стоял с высоко поднятой головой и смотрел им в глаза. И они отводили взор и торопливо отходили в сторону, уступая место идущим в след.

Пятница. Претория

Стражники, после приговора синедриона, уже не были милосердны к Иисусу и вели себя грубо. Ему связали руки и потащили как разбойника, не обращая внимания на его протест, а когда он принялся укорять их, что они ведут себя по отношению к нему бесчеловечно, то его просто ударили палкой по спине, и он повис между двумя несущими его безвольно. Встречавшимся на пути людям объясняли просто, что это ведут человека, возомнившего себя сыном Божьим и смущавшего этим многих. И не было среди толпы этой сочувствующих Ему, ибо сказано древними, что никто из рожденных на Земле не может быть равным Богу. И летели в него камешки и камни, но не сильно, так как нельзя иудеям на праздник опресноков проливать чужой крови.

Когда Понтию Пилату доложили, что к дворцу движется огромная, разрастающаяся толпа иудеев, он встревожился. Проанализировав ситуацию, он пришел к выводу, что это может быть опасно, и приказал усилить охрану, а также собрать все имеющиеся силы во дворце претории. Но даже этого было мало, ибо сердце все равно не покидало ощущение тревоги и какой-то опасности

А между тем толпа громко требовала суда и просила наместника выйти к ним. Пилат еще раз посоветовался с начальником охраны, доложившим ему, что евреи притащили с собой какого-то избитого человека. Порядок среди них контролирует храмовая охрана, а иудеи настроены агрессивно только по отношению к пленнику. Пилат вышел к ним.

Шум стих при его появлении. Люди замерли. Из толпы вышел главный первосвященник Каиафа и преклонил голову.

- Суда и защиты требуем мы от наместника великого Рима. Этот человек нарушал установленный порядок и виновен в смуте и подстрекательстве народа к неповиновению законам нашим. Тем законам, что установлены предками задолго до появления нашего. Тем законам, выполнять которые святой долг любого истинного иудея. Виновен в том, что побуждал людей бросать родных и близких ради него, ставя себя выше Бога нашего. Виновен также и в том, что посягнул на власть, ему не положенную по праву рождения. Хотел быть царем всех иудеев, хотя у нас есть свой, Богом данный правитель.

- Хорошо. Давайте его ко мне, чтобы мог я поговорить с ним, прежде чем вынести свое решение. Законы Великого Рима справедливы, и наказание для него будет достойным его проступков. Дознание будет проведено в течение нескольких дней.

- Наместник, я прошу быть снисходительным ко мне за мое упорство, но люди требуют немедленного суда прямо сейчас. Любой из присутствующих может выступить свидетелем.

Толпа вновь загомонила. И среди отдельных выкриков, что доносились до сознания Иуды, пришедшего со всеми, все больше проступали слова с требованием казни Иисуса. Он пробовал кричать противоположное, но его голоса не было слышно сквозь мощный рев толпы, жаждущей смерти, не состоявшегося, на их взгляд, мессии. Он смотрел на людей, но видел лишь кровожадные взгляды тех, кто разочаровался в его Учителе. "Боже, - молил он, - Останови их. Яви силу свою, чтобы не произошло неминуемое. Боже, но почему ты бросаешь Сына своего на произвол толпы". Он пробовал протиснуться к Иисусу, которого с группой священников подвели к входу в преторию, но стражники, получив короткий и ясный приказ, стали вытеснять его из толпы. Когда же это им удалось, они достали палки и стали избивать его, пока он не затих под ударами.

Безмолвно затихшее тело еще подрагивало, когда один из стражников и достал из-под одеяния небольшой кошель с деньгами первосвященника. Деньгами, которые Иуда брать не стал, но получил все равно.

Расплата

Он очнулся ближе к вечеру. Тело немилосердно болело. Приваленный к забору, чтобы не захлебнулся от крови, идущей горлом, долго сидел и смотрел ничего непонимающим взглядом. Силы не появлялись, но усилием воли он заставил себя двигаться. Холод опускался на древний город. Холод, противоестественный в это время года. Холод, что пронизывал изнутри, а не снаружи. Кошель тяжело давил на пояс, от него тянуло смертью...

Только через несколько шагов он осознал то, что произошло сегодня. Но еще оставался шанс, что в праздник никто не посмеет казнить, а значит, время еще есть. Однако, продвигаясь по направлению к дому, где они все остановились, он услышал из разговоров всю кровавую историю дня. Смысла что-либо делать больше не было, и он попросился на ночлег в один из ближайших домов, где хлебосольный хозяин рассказал, захлебываясь от восторга слюной, как римляне, по просьбе народа иудейского, казнили человека, возомнившего себя царем иудейским, а еще и сыном Бога. Особенно он был горд, что им, в честь праздника, удалось отстоять Варраву, прославившегося нападениями на обозы захватчиков и долгими бесшабашными пьянками.

Наконец, устав от рассказа, он попросил избитого путника поведать, кто и где его избил, а также каков был урон от нападения.

- Я был с Учителем. Это меня он послал, чтобы встретиться с первосвященником.

- Так ты тоже из бунтарей и лжепророков?

- Иисус не был бунтарем, он всего лишь хотел, чтобы людям было хорошо.

- Если бы не закон гостеприимства, то я бы приказал рабам избить тебя, но ради праздника я разрешаю тебе провести ночь во дворе моего дома, у ворот. С рассветом же ты должен уйти.

- Спасибо, добрый хозяин, - но тот уже уходил в дом.

* * *

Утром его, еще не очнувшегося от сна, замерзшего, подняли слуги и без разговоров показали на открытые ворота. Он все понял. Идти было некуда. И только кошель горел клеймом памяти на поясе. Он пошел к дому Каиафы.

Странно, но его сразу пропустили во внутренний двор, где он и ждал, пока хозяин дома не захочет выйти. Увидев Иуду, первосвященник не удивился, а лишь спросил, брезгливо оттопырив губу:

- Что тебе еще надо, голодранец? Кто-то еще хочет встретиться со мной? Или тебе мало было денег?

Иуда молча отстегнул кошель и бросил к ногам Каиафы.

- Не хочешь говорить со мной, или дал зарок безмолвия? - по знаку хозяина рабы с палками окружили гостя.

- За что вы убили Его? Что Он сделал вам плохого? Почему?

- Не тебе судить меня! Синедрион есть высшая власть. А теперь убирайся и забирай деньги, что получены тобой.

- Мне не нужны деньги, за которые пролита кровь моего Учителя. Я уйду, но Он вернется.

- Мертвецы не возвращаются, а он мертв и похоронен.

Ученик медленно повернулся и пошел прочь. Отныне у него не было ни друзей, ни врагов. Те, кто мог называться друзьями, остались в прошлом, которое было отделено от настоящего и будущего событиями пятницы. Он бы не смог находиться с теми, кто предал его Учителя, с теми, кто не пошел с Ним на синедрион и в преторию, чтобы свидетельствовать.

* * *

Его не приняли свои, когда он пришел за вещами. Они отшатнулись от него, как от больного проказой. Петр, взявший власть среди учеников по праву сильного, проклял его за поступок, приведший к казни Учителя. Смерть Иисуса на кресте положила конец их идеализированным представлениям о том, что должно было случиться в будущем, показав их собственное несовершенство на этот момент. Никто больше слепо не верил их словам, а значит, настала пора собственного труда.

* * *

Куда он шел и зачем; сколько времени прошло с тех пор, как начал он свой путь - он не знал. Все сущее потеряло для него всякий смысл.

* * *

Когда путники обратили свое внимание на шевеление в траве, то даже и не подумали, что там может быть человек. Седой старец лежал и смотрел в небо. Одеяния его превратились в лохмотья, а черты лица заострились от голода. Рядом лежал посох из обломленной ветви, с помощью которой он передвигался. Смерть стояла в его ногах, и он не противился ее приближению. Потому что перед этим он видел Его.

Учитель подошел к нему, когда Иуда молился. Согбенная фигура вызывала жалость. Из высохших от постоянных слез глаз уже ничего не текло. Ученик не удивился, а лишь крепче схватился за свой посох, чтобы не упасть. Сияние, исходящее от каждой детали одеяния Учителя, слепило его, поэтому он прикрылся рукой. Иисус, заметив, что его появление принесло боль, на секунду замер и встал перед своим учеником, уже без сияния, а просто обычным человеком. Таким, каким Он был до той пятницы.

- Здравствуй, Иуда Искариот. Неужели возможно измениться так за сорок дней? Что произошло с тобой? Почему ты не со всеми, которые полны жизни и оптимизма? Которые наконец-то поняли каким путем им суждено идти.

- Разве могу я быть с теми, кто тогда отступился от тебя? Болезнь от побоев еще не прошла, чтобы я мог выглядеть лучше. Прости мне мой вид. Прости мне, что не могу я забыть обид, хотя и знаю, что надо. Равви, мне нет места на Земле, где уже нет тебя.

- Я знаю, тебя не приняли.

- Они не смогли простить, что я прошел до конца, а они отступились на половине пути. То, что я передал твое желание Каиафе. Они винят, и будут винить меня за то, что я выполнил твое пожелание.

- Я могу исцелить твое тело, но не душу. Могу всем донести правду о тебе, но не могу заставить людей стать лучше, чтобы они могли, думая не о благах земных, подняться над суетой и праздностью духа и понять все то, что произошло. Глубину заблуждения людей, которые отвергли путь, предлагаемый Богом - идти вперед не с целью обогащения материального, но ради богатства духовного и единения всех людей, не взирая на то, какой они веры и народности.

- Я не прошу жизни, но умоляю о милости смерти.

- Обещая тебе место рядом с собой не думал я, что это произойдет так скоро. Но слово свое надо держать. Поэтому лишь могу сказать, что не долго тебе осталось ждать, чтобы вступить со мной в царствие небесное. Сюда идут люди. Они позаботятся о теле твоем земном.

- Спасибо тебе, Учитель, за милость, тобой оказанную.

Путники осмотрели человека, что был плох и уже не дышал. А глаза все смотрели и смотрели в высокое небо, куда полетела Душа. Под действием неведомой силы тело изменилось. Черты разгладились, лицо прояснилось. Пораженные чудесным преображением люди упали на колени, чтобы помолиться Богу, явившему им чудо.

* * *

Ученик вновь присоединился к своему Учителю.

Эпилог

Меня грубо тащат к полынье. Кто-то чертыхается, когда видит, что я жив. Спорят, добить или нет. Наконец приходят к одному мнению и просто опускают, еще живым, под лед...

...Н., прости, я не вернулся, но это война...

...Вспомнить все - это значит вернуться,

Осознать Богом данную цель.

Снова в труд с головой окунуться,

Оставляя следы добрых дел...